Все. что могли
Шрифт:
Поглядел в ту сторону, где скрылись самолеты. Черт знает, вдруг эти вернутся, еще хуже, прилетят другие, начиненные бомбами. От них не убережешься. Наших-то не видать. Надо признать, и здесь, в приволжской степи, на втором году войны, немцы в воздухе господа. И самолеты у них быстрее, и вооружение на них лучше. Наблюдая воздушные бои, он в этом убедился. Нет, он вовсе не хочет сказать, что наши летчики котятами кажутся перед немцами. Дерутся ребята отчаянно. Порой не уследишь, каких больше дымит и падает, с крестами на крыльях или со звездами. Но все же эти вот
Перед войной, Ильин это хорошо помнит, славились наши «сталинские соколы». Рекорды ставили, то на дальность, то на высоту. Через Северный полюс в Америку летали. Чкалов, Громов, Осипенко… Гремели их фамилии. Товарищем Сталиным были обласканы эти летчики. Пропаганда убеждала: у нас лучшая в мире авиация. На поверку-то оказалось, очки втирали. Но военное руководство обязано было знать, какова наша боевая авиация. Достижения были, но и недостатки нельзя скрывать. Вовремя увидеть да поправить, это только на пользу.
Очень надеялся Ильин, что еще здесь, под Сталинградом, наша армия своей высоты достигнет и немца колошматить станет так, что только пух от него полетит.
Перекинулись мысли на другое. Когда добирался сюда, в эти степи, фронт проходил где-то у Воронежа. Тешил себя, что напросится в разведку, проберется в Дубовку.
Но как предполагал, не получилось. Фронт постепенно откатывался на восток, в августе оказался в полусотне километров от Сталинграда. Да и с разведкой ничего не вышло, пришлось другие задачи выполнять.
В пограничном полку принял заставу. Большего не дали, по-видимому, не доверяли. Он в причины не вдавался, никого не спрашивал, почему после того, как он несколько лет прокомандовал пограничной комендатурой, ему дали только заставу. Он не в обиде, не за должностью гнался. Стремился воевать, добивался отправки в действующую армию и, наконец, попал на фронт. Хотя теперешняя жизнь была иной, чем на границе, все же она многим напоминала ту, прежнюю. Как и раньше, он высылал дозоры, секреты, заслоны. Но шли они теперь не по дозорным тропам, от одного пограничного знака до другого, а перекрывали дороги, ведущие к фронту, подступы к прифронтовым селам, прочесывали лес, овраги. Одним словом, как сказал ему командир полка при встрече, охраняли тыл действующей армии.
— Твоя задача, — наставлял подполковник, — бороться с десантниками, разведгруппами противника, его мелкими подразделениями, просачивающимися к нам в тыл. Чтобы к действующим частям не пробрался ни один шпион и диверсант и не ударил в спину. Уразумел?
— Азбука пограничной службы, — прервал Ильин не в меру разговорившегося командира полка.
— Верно, — смутился тот, очевидно, завороженный тем, что написано было на бумаге под сургучной печатью, привезенной Ильиным из Москвы. — На фронте подобное большой кровью пахнет, многих человеческих жизней стоит, может кончиться провалом боевой операции. Вижу, ты пограничник со стажем, но сказал… для порядка.
Вскоре Ильин убедился, что внушение командира полка было не лишним. Как-то подъехал он
— Подремонтировали, во! — показывал он большой палец, сыпал скороговоркой. — Еще повоюем. Фронтовых корешей повидать бы. Соскучился.
Сержант, старший наряда, просматривая документы, не торопился их возвращать.
Ильин не вмешивался, наблюдая издали. Видел, сержанта вокруг пальца не обведешь. Себя он таким пока не считал, контрольно-пропускной службой раньше не занимался.
— Документы в порядке, товарищ капитан, — подошел к нему и доложил сержант. — Маленькая зацепка есть. Вот справка, вот аттестат. В разных службах получены, но росчерки в подписях схожи.
— Аи, молодец, парень. Глаз, что алмаз, — вглядевшись в документы, похвалил он сержанта и сказал: — Погоди-ка, я с ним потолкую.
«Одет в новое. Но ведь госпиталь обмундирование не выдает, — оценивая ситуацию, оглядывал он старшего лейтенанта и тут же одернул себя: — Самого-то в Москве обмундировали. Могла и с этим человеком произойти подобная история, как с тобой».
Как бы между делом, спросил, куда направляется старший лейтенант, хотя в командировочном предписании все было сказано. Тот назвал номер полка, свою будущую должность.
— К какой дивизии относится ваш полк?
Старший лейтенант поднял на него взгляд, развел руками.
— Чего не ведаю, того… Откуда мне это знать, до госпиталя я воевал на другом участке.
Как будто, все сходилось на том, что старший лейтенант именно тот, который значился по документам. А подписи в них? Ну, не оказалось на месте одного начальника, за него подписал другой. Такое тоже сплошь и рядом бывает. И все же… Предложил старшему лейтенанту поехать в полк вместе. Тем более, по пути.
В штабе с ним быстро разобрались. Оказался настоящим немецким агентом. Как выяснилось, напарника его еще надо искать. Оба в прошлом году сдались в плен, из лагерей попали в разведшколу, а теперь их забросили в наш тыл с самолета.
— С почином тебя, Ильин, — улыбнулся командир полка, видимо, вспомнив свой первый разговор.
…Пограничники, кто шутя, с соленой прибауткой, мол, немец, каналья, на этот раз «добрым» оказался, не бомбил, кто, наоборот, клял немца, зной, долгую дорогу, старшину, проспавшего время обеда и теперь не торопившегося с кормежкой, приводили себя в порядок и снова вытягивались цепочкой. Под ногами потрескивали сухие, подернутые сединой метелки ковыля.
Довольный, что налет немцев не принес ощутимых потерь, Ильин вспоминал, как два дня назад его вызвал начальник штаба полка, невысокий, сухонький и очень подвижный подполковник. На его тонком, ничем не бросающемся в глаза, лице особо выделялись усы. Длинные, пышные. Он их холил, то и дело подправлял, расчесывал.