Все. что могли
Шрифт:
Сквозь кружевное плетение садов просвечивали неяркие огоньки. Из-за хат донеслись голоса.
— Во, смена караула, — шепнул Горошкин. — Через каждые два часа. Товарищ капитан, разрешите, повидаю деда?
Ильин качнул головой: валяй. Горошкин ушел.
Прошло немного времени, впереди опять почувствовалось движение. Предположение старшины, что начальство почивает, не сбылось. Рассчитывать на беспечность противника не приходится. Знал Ильин, боевое охранение у немцев всегда продуманное. На этот счет они мастера, не знаешь, на какую рогатину напорешься
На восточном срезе неба появилась несмелая светлая полоска. Недалеко утро. Неслышно появился Горошкин.
— Немцы словно что-то чуют-ожидают, — торопливо сообщил он. — Добавочно к постам посередь улицы пулеметный расчет выставили. Дед с моими разведчиками ждет. Сказал, правее хутора, за огородами, солдат и машин меньше.
Ну, вот, правильно он считает, что немцы ворон не ловят. Понятно, они прорвали нашу оборону, врезались клином в наше расположение, и это заставляет их держать ухо востро. Наивно было бы думать, что они не понимают своего положения.
Пока Горошкин докладывал, он окончательно определился, как будет атаковать. Разведчика с частью бойцов пошлет в обход хутора по огородам. Сам с основной группой ударит вдоль улицы. Прохоров с двумя пулеметами будет замыкать, прикроет атакующих огнем.
Встретились со стариком. Тот заявил, показывая на крайнюю хату, в которой слабо светилось окно:
— С ее и починайте, товарищ командир. Бонбами подорвите, або там немецький начальник. Истый боров, кабан несмоленый. Нехай туточки ему карачун будет.
— Зачем хату рушить? В ней людям жить, — сказал Ильин.
— Я велю, а ты слухай. То — моя хата. Обо мне заботы не имей, я проживу, ты его, толстопузого, сковырни. Хату мы подымем. За хатой, к садочку прильнули автомашины. В их кузовах полно солдат. Им туда же дорога, куда толстопузому борову. Пока не почали воевать, винтовку мне дайте.
Ильина опередил Горошкин:
— Дедуня, будет тебе винтовка. Но ты слишком не высовывайся-не маячь. Воевать наше дело, солдатское.
— Сам знаю. Ты под стол пешком ходил, сиську сосал, а я тут с беляками на шашках сходился. Вот оно как.
— Спасибо, отец, спасибо, тебе, родной старик, — взволнованный порывом хуторянина, обнял его Ильин. — Но все же поостерегись, под огонь не лезь, — повернулся к Горошкину: — Вася, начинай.
Потянулось томительное ожидание мгновения, когда потребуется бросить бойцов в атаку. Розовая полоска над горизонтом ширилась. В той стороне, где лежал город, в зыбком свете близкого утра угадывались дымные облака.
Неподалеку, за густой вязью вишенника, послышалась короткая возня, глухой удар. «Горошкин часовых снимает», — непроизвольно подумал Ильин.
Прошло еще несколько минут, и вдруг донеслось:
— Вер ист хиер?
Громкий гортанный возглас прервал протяжный стон, за ним плесканулась автоматная очередь.
— Вперед! — крикнул Ильин, в два прыжка вымахнул на узенькую хуторскую улочку.
За ним молча рванулись бойцы. Он заметил, что другая группа пограничников неясными
Гранаты рвались и за хатами, в глубине садов, то тут, то там метались вспышки. Немецкие выкрики, русские матюки, треск автоматов, тяжелое, гулкое татаканье пулеметов — все слилось в один гул, вырвалось за хуторок, в степь.
Густая стрельба разгорелась возле грузовых крытых автомашин. Две из них горели, в дымном пламени метались люди, гранатные взрывы расшвыривали их. Ильин увидел, что улица закончилась, потянулся сад. Слева за ним, заглушая беспорядочные крики, раздалась отрывистая, резкая немецкая команда. Взревели моторы, заговорил крупнокалиберный пулемет. Пока Ильин не видел, куда он бил. Трассы от его огня угасали за садом.
— Всем — за хутор! — сзывал Ильин бойцов, указывал вперед, где в зыбком рассвете можно было различить пограничников, которых вел Горошкин. — Оторваться от противника!
Группа старшины скрылась за двумя маленькими курганами метрах в трехстах впереди. Очевидно, там и пролегла балка, куда вел их разведчик. Оттуда сразу ударил пулемет. Ильин торопил бойцов за курганы, слабое, не очень надежное, но все же прикрытие, хотя от минометов не спасут ни курганы ни балка.
Оставалось пробежать сотни две шагов, как слева, словно из тумана выплыли три танка, пехота выстраивалась за ними, прикрываясь броней. Приземистые машины покачивались на неровностях, пушки вышаривали пока еще невидимую для них цель. Но скоро Ильин понял, что ошибся. Танки видели цель, они правили на курганы, куда и он спешил со своими бойцами. Над степью раскатились хлесткие выстрелы танковых пушек, возле курганов вспухли высокие снопы вздыбленной земли.
— К бою слева! — крикнул Ильин, повернул навстречу танкам, залег, дал очередь из автомата по подтягивавшейся немецкой пехоте.
Но немцы были еще далековато, вне зоны автоматного огня. Танки надвигались быстро, и ему становилось очевидным, что их не остановить без артиллерии, пограничникам не оторваться от них. Заставе оставалось одно — лечь на этой земле костьми.
Рядом упал Горошкин. Он был без фуражки, мокрые белесые волосы липли ко лбу, глаза напряженно сузились, взгляд беспокойно метался по степи.
— Не повезло нам, елки-моталки, — едва разлепил он сухие губы. — Не проскочили. Какую-никакую пушчонку бы… — старшина длинно выругался, чего никогда раньше не позволял себе при Ильине. — Напоследок ухлопаю одного-двух.
Он тщательно целился, стегал очередями, что-то приговаривал. Магазин скоро опустел, он сдернул из-за спины вещмешок, выхватил из него тяжелый диск, подсоединил к автомату.
— Последний… и шабаш.
Ильин ничего не сказал ему на это, только коротко глянул, как бы хотел запомнить облик парня в последние минуты жизни. Вася зря не скажет — положение аховое.