Всеблагое электричество
Шрифт:
Я вернулся за стол и принялся листать газету в ожидании заказа, но ничего нового по Прокрусту в газете не оказалось, по-прежнему одни лишь слухи и сплетни. Ньютон-Маркт упорно хранил молчание.
Принесли кофе, вафли с хрустящей корочкой и два шарика пломбира, политые кленовым сиропом. Я без всякой спешки перекусил, пролистал газету — ураган ожидался со дня на день, а потом просто сидел и пил кофе.
Но уже не бездельничал, нет. Обдумывал дальнейшие действия и просчитывал возможные ходы оппонентов. Нападения малефика-душителя в ближайшее время опасаться не приходилось — зачем
Паранойя? Вовсе нет. Разбитый затылок и ожоги от ударов электрическим током на руках и ногах ясно свидетельствовали о том, что до настоящей паранойи в моем случае еще очень и очень далеко. Так, легкое недоверие к окружающим.
Я расплатился и направился в библиотеку, там потратил какое-то время на оформление читательского билета и принялся листать подшивки старых газет. Искал любое упоминание о мертвецах с характерными отметинами на шее, но в криминальной хронике за последние пять лет о подобных случаях не упоминалось. Елизавета-Мария оказалась права — вампиры обходили Новый Вавилон стороной. А если нет, то чертовски хорошо прятали следы своих злодеяний.
Убив впустую несколько часов, я бросил взгляд на циферблат хронометра и заказал несколько книг по становлению Второй Империи. Но меня ждало разочарование: хоть о великих братьях Ри, императоре Клименте и Эмиле, его бессменном канцлере, и был написан не один десяток пухлых томов, ничего полезного из них почерпнуть не получилось.
Везде излагались те или иные вариации официальной версии о поднявших восстание против тирании падших борцах за свободу и справедливость, и если личность императора еще становилась предметом всесторонних биографических исследований, то младший брат всегда оставался в тени старшего. Даже на посту канцлера он являлся не слишком публичным человеком, а после скоропостижной кончины о великом герцоге Аравийском и вовсе просто забыли. Полагаю, не последнюю роль в этом сыграла неприязнь со стороны вдовствующей императрицы.
Одно можно было сказать совершенно точно: из тех, кто наряду с братьями Ри принимал участие в восстании, в живых остались считаные единицы. Их поколение ушло. Заставших Эмиля Ри на посту канцлера было несравненно больше, но вряд ли мне удалось бы отыскать кого-либо, посвященного в его тайны.
А с алюминиевой шкатулкой с руной молнии на крышке точно была связана какая-то страшная тайна.
«Из уважения к Эмилю Ри…»
Какого черта тот сиятельный имел в виду?
Какое еще уважение? При чем здесь это?
И я отправился в магистрат, так и не найдя ответов на мучившие меня вопросы.
Приехал в магистрат уже к закрытию. Прошел в вестибюль, огляделся в поисках подмазанного мной клерка и был неприятно удивлен кислым выражением его смазливой мордашки.
— Увы, господин Орсо, — вздохнул молодой человек, — ничем не смогу помочь…
— Послушайте, любезный! — Я ухватил его за руку и притянул к себе. — Наша договоренность взаимовыгодна, не стоит все усложнять!
— Я проверил архив, — лихорадочно
— Где документы?
Молодой человек оправил сюртук и указал на одну из дверей.
— Прошу за мной, — произнес он официальным тоном.
Мы прошли в кабинет, там клерк юркнул за конторку, раскрыл пыльную папку и развернул ее ко мне.
Я быстро убедился, что речь в документах ведется о нужном мне имении, а последний его собственник и в самом деле умер еще полвека назад, и с нескрываемым недоумением посмотрел на чиновника:
— Как такое может быть?
— Не знаю, — развел тот руками. — Про этот земельный участок просто забыли!
— Такое разве бывает?
— В те годы и не такое случалось.
— Возможно. — Я записал в блокноте адрес своего поверенного, вырвал листок и протянул собеседнику. — Если удастся что-то разузнать, буду признателен.
— Всенепременно, — кивнул клерк, пряча бумажку в карман.
И я вышел на улицу ни с чем.
В город уже прокрались сумерки, на примыкавших к магистрату улочках фонарщики зажигали фонари. Тучи на фоне темнеющего неба казались вырезанными из черной бумаги. Гулко прогрохотал через площадь паровик, прокатила пара экипажей и полицейский броневик.
Я проводил его пристальным взглядом и отправился в «Прелестную вакханку».
Настроение для похода в цирк было неподходящее, но Альберт Брандт точно не простит, если по моей вине пропадет драгоценная контрамарка.
4
Когда поднялся к поэту, тот в одном исподнем стоял перед зеркалом и брился, время от времени окуная бритву в таз с мыльной водой на табурете. Вечерний наряд лежал на диване, в стакане на столе красовалась свежая гвоздика для петлички. И надо ли говорить, что лакированные штиблеты за дверью слуги начистили так, что было больно глазам?
— Лео! — обрадовался моему появлению Альберт. — Ты как всегда пунктуален до невозможности! Извозчик подъедет через пять минут.
— Ты заказал экипаж?
— Это же светское мероприятие! — хмыкнул поэт. — Опоздать или прийти пешком — моветон.
— Как скажешь, — усмехнулся я, опускаясь на оттоманку.
— Я по такому поводу даже побрился самолично! — похвастался поэт, вытирая щеки полотенцем.
— Руки в кои-то веки не трясутся?
— Ты злой и невоспитанный, — укорил меня Альберт, взял костюм и ушел за ширму переодеваться. — Какие новости? — крикнул он уже оттуда.
— Объявлено штормовое предупреждение, ожидаются ливневые дожди и грозы.
— Разве это новости? — фыркнул поэт. — Что слышно о Прокрусте? Кого он еще прикончил? Я сегодня работал весь день, даже на улицу не выходил.
— Прокруст мертв, — оповестил я приятеля.
— Брось, Лео! — не понял меня тот. — Если б ты знал, какой мне посулили гонорар за поэму о нем, то обзавидовался бы.
Я пощупал распухшее от купюр портмоне и рассмеялся.
— Это вряд ли.
— Да ну тебя! — отмахнулся Альберт, выходя из-за ширмы одетый с иголочки. — И забери уже свой бильярдный шар, на кой черт ты его вообще сюда притащил?