Всеблагое электричество
Шрифт:
Я воодушевления приятеля нисколько не разделял. В свое время отец вел дела одного средней руки импресарио, и мне довелось вдоволь наобщаться с этими самыми цирковыми. Встречались среди них и хорошие люди, и откровенно дрянные, в целом же воспоминания остались не из приятных.
— Ты бывал когда-нибудь за кулисами? — уточнил поэт, шагая через вестибюль.
— Доводилось, — подтвердил я, не став говорить, что как-то пару месяцев жил в этом самом здании и даже принимал участие в подготовке к выступлениям.
— Удивительный мир! — Альберт прошел в буфет, заказал чашку кофе, рюмку коньяка и посыпанный
Я попросил принести газированной воды с грушевым сиропом и порцию пломбира с орехами и поведал приятелю о вчерашней стычке с оборотнем в китайском квартале.
— Александр Дьяк — это просто находка, — заявил под конец. — Даже не знаю, что бы делал без его помощи!
— Александр — голова, — согласился со мной Брандт, потом с укоризной спросил: — Но, Лео, почему ты не рассказал мне всего этого раньше?
— Я боялся.
— Боялся?
— Ну да, — подтвердил я, отодвигая от себя пустую тарелку. — Боялся лишить тебя вдохновения. Ты же сам говорил на днях…
— Лео, ты нехороший человек, — вздохнул Альберт Брандт, различив прозвучавшую в моих словах издевку.
В этот момент послышался людской гул, зрители начали быстро заполнять цирк.
Я допил газированную воду и усмехнулся:
— Так понимаю, твоя дама сердца вечером занята?
— Да, она не смогла пойти, — подтвердил поэт с мечтательной улыбкой, — но я сегодня с ней уже виделся и подарил огромный букет тюльпанов. Она без ума от цветов.
— Как оригинально!
— Лео, сарказм тебе не идет, — поморщился поэт, опрокинул в себя остававшийся в рюмке коньяк и предложил: — Идем?
— Идем, — кивнул я, поскольку уже прозвенел второй звонок.
И, прихватив программку и пару театральных биноклей, мы отправились искать наши места.
Как оказалось, неведомый мне благодетель выделил поэту целую ложу, поэтому разместились мы с комфортом и на занимавшую обычные места публику посматривали с нескрываемым превосходством.
— «Лунному цирку» пять веков, представляешь? — сообщил Альберт, раскрыв программку. — Изначально они выступали в Новом Вавилоне, но последние триста лет колесят по Европе. Некоторые номера не менялись со дня основания!
— Очень познавательно, — фыркнул я, рассматривая сцену и ряды сидений, большей частью уже заполненных зрителями.
Засыпанная опилками круглая арена традиционно располагалась в самом центре просторного помещения, свод купола уходил ввысь, ни окон, ни фонарей там не было, и тросы терялись в полумраке.
— Всегда любил узнавать что-то новое, — пожал плечами поэт.
— Всегда любил узнавать что-то полезное, — парировал я.
— Ты скучный, Лео!
— А ты зануда.
— Надо было взять коньяка, — вздохнул поэт, и тут раздался третий звонок.
Потом выступал конферансье, играл сессионный оркестр, кривлялись клоуны — рыжий и белый, фокусник доставал из цилиндра кроликов и голубей, исчезала из закрытой коробки миловидная девица, перекидывались горящими булавами жонглеры. Ничего необычного, все как всегда.
Но скучал я лишь до тех пор, пока не начался номер воздушных гимнастов. Они выступали без страховок и натянутой над ареной сетки, но выделывали при этом под куполом такие фортели, что я просто замер с открытым ртом.
Гимнасты
Одно только это представление стоило выхода в цирк.
— Поразительно! — вздохнул Альберт Брандт, когда гимнасты раскланялись и убежали за сцену.
Я был вынужден с ним согласиться. Ничего подобного мне видеть еще не доводилось.
Вновь вышел конферансье и объявил:
— А теперь перед почтенной публикой выступит виртуоз научного гипноза маэстро Марлини!
Музыка смолкла, и на арену с важным видом прошествовал импозантной наружности господин лет сорока — сорока пяти, седовласый и смуглолицый. В отличие от большинства фокусников, маэстро вышел не во фраке, а в обычном деловом костюме, но в остальном от цеховых правил отступать не стал. Начал с простеньких трюков, угадывая мысли и заставляя людей припоминать давно забытые события, и только потом ассистенты стали выносить реквизит.
— Нужен человек из зала! — объявил маэстро, когда меж двумя стойками протянули трос.
В добровольцах недостатка не было, пришлось даже кидать жребий.
— Попробуйте пройтись по канату, — предложил фокусник нескладному господину с немаленьким пивным животом. — Не бойтесь, это очень просто.
Доброволец попытался и уже на втором шаге ожидаемо спрыгнул с начавшей раскачиваться под ногами веревки, благо та была натянута всего лишь на высоте середины бедра.
— А ведь это просто! — объявил маэстро Марлини, и в подтверждение этих слов на арену вернулся один из гимнастов; он с издевательской легкостью прошелся по веревке, раскланялся публике и убежал за кулисы.
— Человек способен на большее, достаточно просто высвободить скрытые резервы! — выкрикнул гипнотизер, когда смолкли крики и смех. — Мозг — это уникальный инструмент, далеко не все используют и четверть его возможностей!
Зрители вновь рассмеялись, а фокусник достал из жилетного кармана часы и принялся раскачивать их на цепочке перед лицом покрасневшего от смущения добровольца.
— Три! Два! Один! — громко отсчитал маэстро и потребовал: — На канат!
Нескладный господин спокойно ступил на провисшую веревку, уверенно дошел по ней до противоположной стойки; затем вернулся назад, а когда гипнотизер резко щелкнул пальцами, выводя из транса, враз растерял всю свою уверенность и едва не растянулся, спрыгивая вниз.
— Вуаля! — объявил маэстро Марлини, отпустил потрясенного ничуть не меньше зрителей добровольца и вызвал следующего: — Ну, кто еще сомневается в силе человеческого разума?
На этот раз ассистенты принесли две подставки, на одной лежали три крупных апельсина, на другой — войлочные шары такого же размера.
— Сразу спрошу — умеете ли вы жонглировать? — обратился гипнотизер к скептически настроенному старичку, судя по бравому внешнему виду — отставному военному.
— Не умею, — посмеиваясь, ответил тот.