Всеблагое электричество
Шрифт:
— В пятницу? — напомнил я и сразу пожалел о сказанном.
Она болезненно поморщилась и попросила:
— Давай не будем об этом, хорошо?
— Как скажешь, — пообещал я и откинулся на спинку стула, пытаясь понять, какие чувства испытываю к собеседнице.
В итоге так ни к какому определенному выводу и не пришел. Лилиана мне совершенно точно нравилась, с ней было легко и просто. Это с одной стороны. С другой — она танцевала полуголой в варьете с удавом на плечах. И кто мог поручиться, что наша встреча была случайной? Я не знал и не мог знать,
Просто надеялся на лучшее.
А почему бы и нет? Меня не так-то легко убить. И запугать — тоже непросто. А вот я и в том и в другом изрядно преуспел. Это вселяло определенную уверенность в будущем.
И — черт побери! — мне действительно нравилось находиться в обществе Лилианы! С ней окружающая действительность казалась четче, сочнее и ярче, и даже лимонад был вкусней, нежели обычно.
Любовь? Нет. Я точно знал, что это не она.
Просто… просто между нами протянулась некая ниточка.
И это даже немного пугало. А я не привык поддаваться собственным страхам.
Сначала принесли салаты и легкие закуски, потом дошла очередь и до горячего. Мы без лишней спешки отобедали и перешли на открытую террасу, благо солнце перевалило через дом и получилось разместиться в тени.
От озера дул прохладный ветер, мы сидели в плетеных креслах и пили; я — чай, Лили — белое вино. О чем болтали, даже не скажу, но было легко и приятно.
Удивительно даже; обычно я так запросто с людьми не схожусь.
— Ты поразительный человек, Лео! — заявила вдруг Лилиана, задумчиво глядя на игру света в бокале. — Просто не знаю, чего от тебя ждать!
Она словно повторила мои мысли, это вызвало легкую оторопь.
— Почему это? — спросил я после долгой паузы, поставил на подставку фарфоровый чайничек и повторил вопрос: — Ну, скажи на милость, почему?
— Будто сам не знаешь! Татуировки и все остальное… ты похож на головореза, но каким-то чудом умудрился произвести самое благоприятное впечатление на папу! А он в людях не ошибается! И ты пригласил меня на лекцию! Не в синематограф, не на танцы, а на лекцию, Лео!
— Может, я просто страдаю от чрезмерной стеснительности?
— Ты? — Лили рассмеялась, и глаза ее мягко засветились изнутри, словно отражая солнечные лучи. — Да, действительно. Это просто не пришло мне в голову. Извини. Ты такой решительный на вид…
— Внешность обманчива.
— Но мы останемся на танцы?
— А у меня есть выбор?
Лили задумалась и покачала головой.
— Нет. Иначе я поеду домой заливать тоску и разочарование в жизни вином. И тебе станет стыдно.
— Стыд — моя ахиллесова пята, — улыбнулся я и насторожился, заслышав странный шум на площади.
Обернулся и удивленно хмыкнул при виде подъехавшей к памятнику самоходной коляски, крайне непривычной на вид. Она была не столь массивна, как полицейские броневики, и обладала куда более тихим движком.
«Форд-Т»! Самоходная коляска на паровом ходу производилась в Новом Свете, и по эту сторону Атлантики встречались лишь единичные экземпляры.
Вслед за «фордом» к памятнику Максвеллу подъехало три открытых конных экипажа, и констебли принялись вежливо и вместе с тем решительно просить разойтись оккупировавших площадь студиозиусов. На своих местах полицейские позволили остаться лишь художникам-мэтрам.
Выбравшийся из-за руля самоходной коляски молодой черноволосый человек установил на брусчатке треногу кинокамеры и начал съемку. Его ассистентка в неприлично короткой юбке и блузе с коротким рукавом щелкнула перед объективом хлопушкой и поспешно отступила в сторону. Важные господа из прогулочных экипажей встали у памятника и принялись что-то степенно обсуждать.
— Ну надо же! — присвистнул я. — Обычной фотокарточки на память теперь недостаточно?
Лилиана поднялась из-за стола и грациозно облокотилась на ограждение террасы. Смотреть на нее снизу вверх было не слишком-то прилично, поэтому я встал рядом.
— Я их знаю, — произнесла вдруг она. — Вон тот высокий толстяк в цилиндре и с сигарой — это Джозеф Меллоун. Папа недавно пригласил его на ужин, так он и к нам со своим кинохроникером пожаловал, представляешь?
— Меллоун? Миллионер и меценат? — догадался я. — Тот самый, что профинансировал реставрацию амфитеатра? А остальные?
— Ближе к памятнику, — присмотрелась Лили, — режиссер, запамятовала, как его зовут. Он тоже из Нового Света, работает на Бродвее. Будет ставить театральную постановку в амфитеатре и режиссирует гала-концерт открытия. А семейная пара — это Адриано и Белинда Тачини.
В памяти что-то ворохнулось; я напрягся и припомнил:
— Архитектор?
— Очень известный. Он руководил восстановительными работами, — подтвердила Лилиана. — Они с супругой как-то гостили у нас в Калькутте. Красивая пара. Только несчастная.
— А что такое?
— Адриано безумно любит жену, но у них никак не получается завести детей.
Я потупился.
— Не уверен, что мне стоило об этом знать.
— Это общеизвестный факт, — спокойно ответила Лили, поправляя черные локоны, растрепанные ветром. — Когда лучшие врачи оказались бессильны, Адриано пытался найти помощь у народных целителей, представляешь? Он очень целеустремленный.
— У народных целителей? — поморщился я, не скрывая неодобрения. — У шарлатанов или у малефиков?
— Лео, ну что ты такое говоришь? Малефики могут только убивать! — возмутилась Лили. — Нет, его интересовали созидательные силы. Сибирские знахари и шаманы туземцев Нового Света, персидские дервиши, мудрецы-мандарины Поднебесной, индийские йоги.
— Значит, к шарлатанам.
— Откуда столько скептицизма?
— Но ведь ничего не помогло, так?
— Нет, не помогло. В Калькутте Адриано намеревался просить помощи у жрецов Кали, но папа его отговорил. — Лилиана спокойно выдержала мой удивленный взгляд. — Да, я подслушала их разговор. Вполне естественное поведение для подростка, ты так не считаешь?