Всегда говори «всегда» – 2
Шрифт:
А как соседям живот ее скоропалительный объяснить?! Пронюхают ведь, что не от Пашки…
Анна Степановна накапала себе корвалола и пустырника в один стакан, выпила. Сердце не унималось.
Она включила телевизор.
И зачем она призналась его мамаше в своей беременности?
Сейчас выпнет взашей на улицу без денег, без документов, в пиджаке, у которого грубый ручной шов через всю спину…
Надя зашла в ванную, умылась холодной водой.
Не может быть, чтобы ей
Кажется, даже беременность не отпугнет Пашу, а значит, и его мать. Наоборот – найдут в этом плюсы. Мол, мы тебя на помойке с пузом нашли, ты теперь всем нам обязана.
Надя заглянула в комнату. Пахло лекарствами. Анна Степановна сидела перед телевизором и с отсутствующим видом смотрела выпуск новостей.
– Можно мне позвонить? – спросила Надя.
– Чего ж нельзя-то, звони, – не оборачиваясь, ответила мамаша.
Что ж мы, не люди, прочиталось в ее словах. Ешь, мойся, стирай, звони. А мы все оплатим, куда ж деваться…
Надя подошла к телефону, взяла трубку и замерла.
Звонить Ольге почему-то было страшно. Словно прыгать в холодную воду. А вдруг этот кошмар продолжится?
Вдруг ее не только Димка разлюбил, но и лучшая подруга…
Нет, предательство – это не про Ольгу. И равнодушие тоже не про нее.
Надя решительно набрала номер.
– Але, – ответил незнакомый женский голос.
– Ольгу… Ольгу Михайловну, пожалуйста…
– Нет ее.
– А когда будет?
– Мне не докладывают. Будет когда-нибудь.
– А кто это?
– Няня.
– А это я… Ну, я приходила, помнишь? Подруга ее. Ты ей передала?
В трубке что-то зашуршало – конфету, что ли, разворачивает?!
– А как же! Конечно, передала, – с набитым ртом ответила няня.
– И что? Что она?!
– Да ничего… – послышался плач Петьки, и няня запричитала: – Ах ты, зайчик мой, ах, маленький… И не звоните больше сюда!
– Это Ольга так сказала?
– А кто же еще? Не плачь, не плачь, мой золотой…
Надя положила трубку на рычаг.
«Ты Ольгу не знаешь, людям свойственно меняться», – кажется, так говорила Дарья.
В коридор выглянула мамаша.
– Что это ты такая перевернутая?
– Что? – не поняла Надя.
– Я говорю, с лица ты вся бледная. Помер, что ли, кто?
– Можно и так сказать…
Захотелось повеситься. Но соленых огурцов захотелось больше.
Надя пошла на кухню, достала из холодильника банку и прямо рукой выудила из рассола огурец.
Разве может быть так, чтобы живого человека вычеркнули из жизни? Все сразу – любимый, подруга, родственники? И какая-то чужая тетка смотрит, как ты без спроса ешь ее огурец…
Нет, это не ее жизнь,
Надя не хотела его смотреть, но выключить отчего-то не могла.
Утром Дарья проснулась с ощущением, что… устала.
Устала ждать результатов своей войны. Вроде бы она победила, но где захваченные территории?
А вдруг… Вдруг ее комбинации и ее пасьянс – не такие уж гениальные? Вдруг гениальным было другое решение – просто ждать. Ждать, когда Грозовский устанет от деревенщины, когда деревенщина эта из экзотики превратится в кость в горле. И тогда бы он сам – сам, без всяких хитроумных и грязных игр, – выгнал бы Кудряшову.
А теперь он упивается своими страданиями и ему кажется, что он жить без Кудряшовой не может.
Вот именно – кажется, и организовала эту иллюзию Даша своими руками.
Даже пропавшие евро не помогли.
Весь день Даша просидела в агентстве, размышляя над своими ошибками. Нет, она ни о чем не жалела, но боевые действия не принесли результата, а значит, в чем-то она просчиталась. А может быть, просто не довела дело до конца? Ведь сначала палят из пушек, а потом… Потом идут врукопашную.
Идея ей очень понравилась, и она закурила новую сигарету.
Пожалуй, это первая дельная мысль за последние дни.
В кабинет заглянул Тимур.
– Ты что, ночевать тут собралась?
– Мне еще поработать надо…
– Ну, ты даешь!
Возмутившись таким рвением, Тимур ушел. Через минуту хлопнула входная дверь.
Теперь в агентстве остались только она и Грозовский. И если гора не идет к Магомету, то Магомет не должен сидеть сложа руки.
Дарья затушила сигарету, взяла косметичку и подошла к зеркалу. К вечернему освещению требовалось чуть больше румян и яркая помада.
Стараясь не стучать каблуками, она подошла к кабинету Грозовского и прислушалась. Тихо. Только свет, пробивающийся из-под двери, и запах сигаретного дыма говорят, что он на месте.
Не постучавшись, Дарья вошла.
Дима сидел за столом, курил и пялился на огромный портрет Кудряшовой, висевший на противоположной стене.
Утром портрета не было. И размерчики – типографские, плакатные.
Еще немного, и он щиты по всей Москве развесит с надписью: «Ее разыскивает Грозовский!»
Пора идти врукопашную.
– Работаешь? – спросила Дарья.
– Пытаюсь. – Он даже не взглянул на нее, продолжал смотреть на гигантское изображение Кудряшовой и курить, курить так, будто душу хотел высосать из несчастной сигареты.
Дарья встала перед портретом – только так Грозовский мог ее заметить.
– Поздно уже, – сообщила она.
– Я знаю.
– От того, что ты себя загонишь, никому лучше не будет.
Он курил и курил, и смотрел будто сквозь нее на Кудряшову.