Всегда говори «всегда»
Шрифт:
Зинка закатила глаза, скривилась:
– Как же ты мне надоела!..
Машка мгновенно выдернула руку:
– Ты мне сама надоела! Я все папе расскажу!
Зинка тут же включила задний ход:
– Знаешь что? Давай мы сейчас поедем к папочке, а по дороге я тебе чупа-чупс куплю. Хочешь? С игрушкой?
– Хочу. Только купи два. Мишка тоже хочет.
– Ладно. Куплю два.
– А жувачку с принцессами?
– Какую еще жвачку?
– Говорю же, с принцессами!
– Посмотрим.
– Не посмотрим, а жувачку
Девица снова ухватила Машку за руку, и они, продолжая торговаться за жвачку с принцессами, направились к машине.
Ольга все стояла за телефонной будкой – ноги будто к земле приросли. Девица вытащила ключи, пискнула сигнализация. Божечки! Да что же она стоит-то?! Они же уедут сейчас.
Ольга кинулась вслед за дочкой:
– Маша! Машенька!
Машка обернулась, замерла на месте с открытым ртом, попятилась:
– Мама…
Зинка среагировала моментально. Увидев бегущую к машине Ольгу, она ухватила Машку за куртку, запихнула в машину и встала перед дверью, загораживая Ольге дорогу. Ольга пыталась ее оттолкнуть, выкрикивала что-то совершенно бессвязное, звала дочь. Зинка хватала Ольгу за руки и орала:
– Помогите! Милиция! Она ненормальная! Кто-нибудь! Позовите милицию!
Ольга как-то исхитрилась оттереть Зинку от машины, принялась дергать дверцу, царапаться в стекло.
– Маша, это я, я вернулась! Машка! Я скоро тебя заберу! И Мишку заберу!
Машка сидела, забившись в угол, и смотрела на Ольгу круглыми глазами. Ольга прижалась к окошку – губами, ладонями, но тут Зинка, продолжая выкликать милицию и орать, что на нее напала ненормальная бандитка, ухватила ее за волосы и оттащила в сторону.
Набежали люди, вокруг машины образовалась небольшая толпа, какой-то мужик поймал Ольгу сзади за локти. Зинка, воспользовавшись паузой, быстро юркнула в салон и с места в карьер газанула. Ольга вывернулась, оставив в руках у мужика пальто, побежала вслед за машиной. Взвизгнули тормоза. Ольгу швырнуло на тротуар. Она открыла глаза и увидела у самого лица бампер.
– Ты что?! Ты дура совсем, под колеса кидаться?! А если б я затормозить не успел?!
Водитель «Жигулей», белый как мел, высунулся из окна:
– А если б я убил тебя, дуру?!
«Дура» медленно поднялась, повернулась к нему и сказала:
– Это было бы просто прекрасно!
– На площади рядом с елкой каток залили. Обещали, что в Новый год будет фейерверк, Дед Мороз со Снегурочкой и катание на санях.
Григорий Матвеевич водрузил на макушку елки рождественскую звезду, слез с табурета и принялся обкладывать крестовину ватой.
– Ну вот… Еще серпантину – и будет у нас с вами, Олечка, не елка, а настоящее произведение искусства!
Ольга лежала на диване, уткнувшись носом в стену, прижимала к животу плюшевого слона с оторванным ухом.
– Оленька, может, кофейку? Я за молоком свежим сбегал,
– Спасибо, Григорий Матвеевич. Что-то не хочется.
– А как насчет прогулки? Снег выпал. Морозец приятный такой. Пойдемте?
Ольга повыше натянула одеяло:
– Нет. Я полежу.
Григорий Матвеевич сел на краешек дивана:
– Оля, так нельзя! Вы себя погубите! Сколько можно лежать?!
Ольга перевернулась на спину, пристроила слона на живот.
– Григорий Матвеевич, а помните, как вы этого слона Машке купили?
– Помню. Оля, надо встать!
Но Ольга его не слушала.
– Машка в детском саду боялась деревянного коня. Никто не боялся, а она боялась. Вот дурочка. Разве можно бояться… деревянного коня?
Григорий Матвеевич покачал головой:
– Трусость – худший из человеческих пороков, еще Михал Афанасьевич писал! Кто коня боится, а кто на улицу выйти.
Ольга снова отвернулась к стенке.
– Перестаньте. Я просто хочу немного полежать.
Но Григорий Матвеевич решительно сдернул одеяло.
– Не могу! Перестать – не могу! Ну-ка, поднимайтесь, поднимайтесь!
Он усадил Ольгу на диване, сунул под ноги тапки.
– Немедленно одеваться, обуваться и гулять! Пять минут на сборы.
Ольга вытащила из-под скомканного одеяла слона, снова прижала к животу.
– Он сказал, родительские права отнимут…
Григорий Матвеевич насторожился. Что за новость? Как это – права отнимут?
– Не могут они у вас права отнять. Нечего и волноваться! По закону…
– Закон у кого в руках, того и защищает.
Ольга снова завалилась на диван. Григорий Матвеевич осторожно тронул ее за плечо:
– Может, мне сходить, поговорить с ними?.. Не звери же они, люди. Как же детям без матери?
– Вы ведь уже ходили, Григорий Матвеевич. Два раза ходили. Ничего у нас с вами не выйдет… Нечего и стараться.
Ну что тут будешь делать? Что за люди, нет, что за люди эти ее родственники! Не люди – кальмары! Учитель погладил Ольгу по голове, словно она была маленькой девочкой:
– Оленька, так нельзя! Я знаю, вы нежная, добрая… Но тут ведь – как на войне, Оленька. Даже если нет надежды – нельзя сдаваться, непозволительно. Вам надо сильной стать, самой сильной, ради детей, Оленька! Если вы не справитесь, они-то уж… Так-то… Что же им теперь?! Пропадать совсем?
Ольга потеребила слоновье плюшевое ухо, потом решительно спустила ноги с дивана, стянула со стула кофту:
– Хорошо, Григорий Матвеевич. Пойдемте погуляем. Поглядим, что там за каток на площади.
…Седьмого января, в самое Рождество, Григорий Матвеевич вернулся с этюдов и увидел, что Ольга собирает вещи. Значит, все же решилась ехать. Учителю это ее решение категорически не нравилось. Последние три дня они спорили до хрипоты, он исчерпал все разумные аргументы, но Оленьку так и не убедил.