Всегда говори «всегда»
Шрифт:
Ольга без сил опустилась в кресло. Ее трясло мелкой дрожью.
– Даша! Что теперь делать?!
Дарья задумалась на секундочку, глотнула кофе и резюмировала:
– Ничего. Все уже сделано.
Потом они сидели на бульваре, курили, и Дарья в сотый раз объясняла Ольге, какая она дура.
– Я не дура. Это мои слоны и моя идея! – твердила Ольга.
– Ничего похожего. – Дарья откинулась на спинку скамейки и щурилась на солнце. – Это была твоя идея. Ясно? Была. А теперь это идея Вадима Бойко. Заказчику, могу тебя обрадовать, совершенно
– Грозовскому…
Дарья присвистнула:
– Грозо-овскому… Оно ему надо? Ты думаешь, ему очень интересно слушать, что Бойко у тебя попер идею? Что ты скажешь Грозовскому? Бойко – негодяй, и все такое? Подумаешь, бином Ньютона, это и так всем известно! Грозовскому плевать на это.
Ольга не понимала, как можно плевать, когда один сотрудник у другого украл идею, выдал за свою… Хотя… Наверное, Дарья права. Грозовскому надо одно: чтобы работа делалась и чтобы заказчики были довольны. История про слонов некрасивая, конечно, но в сухом остатке – как раз то, чего добивался от них Грозовский. Работа сделана, заказчики довольны. Больше Диму ничто не волнует.
– Все равно. Это подло и нечестно! – Ольга снова закурила.
– Прости, пожалуйста, а тебе кто-то сказал, что бизнес должен быть честным?! – любезно осведомилась Дарья. – Так это тебя, Оль, обманули. В наших делах каждый сам за себя. Ты Вадиму, считай, собственными ручками подарила свою работу. Вместо того чтобы биться теперь в истерике и кусать локти – делай выводы. И учись защищать свои интересы. Потому что никто этим заниматься не станет. Ты кто?! Ты никто. Ноль без палочки. Самородок хренов! Никто тебя не будет прикрывать, и никто твои интересы защищать не станет! Вадим тут сто лет работает, его все знают, его заказчики любят! А тебя-то кто знает?! Иди-иди, в народный суд иди, в прокуратуру! Доказывай! А здесь за тебя никто не вступится, так и знай!
– И ты?
– И я.
Ольга опустила голосу, затоптала окурок:
– Ясно…
– Нет, дорогая! Ничего тебе не ясно. Если ты позволяешь вытирать о себя ноги, все будут вытирать!..
И в этот момент Ольга очень ясно поняла: больше никто и никогда не будет вытирать об нее ноги. Просто потому, что она никому этого не позволит. Она знала это совершенно точно. Вот просто знала – и все.
Ольга молча докурила, аккуратно затушила сигарету, улыбнулась – холодно, хищно:
– Спасибо, Даш. На самом деле ты мне очень помогла. Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, здесь где-нибудь поблизости есть хозяйственный?
Дарья удивилась:
– Понятия не имею. Я по хозяйственным не хожу. А тебе зачем?
Ольга улыбнулась еще шире:
– Кое-что купить нужно.
В тот же день она отыскала хозяйственный неподалеку от метро и купила туристский топорик – тяжелый, острый, с удобной ухватистой ручкой, обтянутой красным ребристым пластиком. Пришло время расчехлить томагавки, дорогие бледнолицые друзья.
«Интеллигентный» сосед Толик, коренной москвич, алкоголик с двадцатипятилетним стажем, ничего не знал об Ольгином решении откопать топор войны. Он культурно отдыхал в компании нескольких
Ольга едва успела отпереть дверь, как сосед, покачиваясь, нарисовался в прихожей:
– А-а, явилась!.. Ну, здорово, лимитчица! Как жизнь молодая?
– Спасибо, хорошо.
Ольга быстро пошла к своей комнате.
– Эй! Ребята! Соседка моя явилась – не запылилась! Ну че ты как неродная? Идем накатим!
– Спасибо, нет.
– Бре-езгуешь! Слышь, мужики! Брезгует она!
Ольга вошла к себе, но захлопнуть дверь не успела. Толик продемонстрировал небывалую прыть, догнал ее, затолкал в комнату, дернул за ворот так, что ткань затрещала, блузка поползла с плеча.
Швырнул на диван, облапал, задышал сивухой в лицо:
– Вот щас я твое нутро и пощупаю! Лимита проклятая! В печенках у меня она, лимита-то! Щас я тебе жизнь-то подслащу, стерва урюпинская! Брезгует, чистая больно!
Ольга рвалась из рук соседа, но тот держал крепко, смотрел дикими глазами, пыхтел:
– Ты у меня в ногах валяться станешь! Брезгует она! Я те нутро-то попорчу, тля! Давай сюда, ребята, кто следующий! Щас мы тобой попользуемся, лимита гребаная!..
Ухватил ее за горло, пристукнул головой о полированную ручку допотопного дивана. У Ольги поплыло в глазах. Не хватало воздуха. Она забила ногами, пытаясь освободиться, но сосед только крепче сжимал ей горло.
Дружки Толика, привлеченные шумом, столпились в дверях, таращили мутные бельма, ржали.
Ольга исхитрилась вывернуться, укусила Толика за руку. Во рту стало солоно от крови. Толик взвыл, отдернул руку. Секунда – но этого оказалось достаточно. Ольга потянулась куда-то, и через мгновение в руке у нее блеснул топор.
– А ну! Тихо!
Левой рукой она ухватила соседа за ширинку. Толик охнул, скорчился и, кажется, даже протрезвел малость.
Все еще держа соседа за ширинку, Ольга подтащила его к столу. Он выл и дергался, но ногами перебирал бойко.
– Значит, желаешь нутро щупать? – Ольга говорила тихо, но глаза были бешеные, и она видела, что Толик не просто напуган – он практически в обмороке, Толик-то.
– Сейчас я тебе все твои желания вдвое укорочу.
Ребята в дверях, завидев такое, загомонили:
– Женщина… Не надо… Пошутил он… Он шутник у нас…
Но Ольге до ребят не было ровно никакого дела. Она поудобнее перехватила топор и сообщила Толику все тем же до жути тихим голосом:
– Я тебе, мудаку, моргаю – еще раз подвалишь к моей батухе, схлопочешь такого леща, что с трахом завяжешь, а потом похиляешь унтарить крытку на колымагу! А вернешься, настанут тебе полные вилы. Я тебе, уроду, не трафлю карачуном, а конкретно гарантирую, что чердак твой точно закрою. Ну как? Фурычишь?
В переводе с блатного жаргона, который Ольга освоила в тюрьме, это означало буквально следующее: «Я тебя предупреждаю – еще раз подойдешь к моей двери, я тебе так наподдам, что сделаешься импотентом, а потом пойдешь себе другое жилье искать. Или я тебя прикончу. Я тебя, урода, не запугиваю, а просто обещаю, что проломлю башку. Понимаешь?»
– Фу… фу… фурычу, – залепетал Толик.
– Ну, вот и молодец.
Ольга оттянула ткань соседовых тренировочных, прицелилась… Топор поднялся, а потом с грохотом опустился.