Всегда вместе
Шрифт:
— Если по поводу драки, то почему бы вам, как отцу, не явиться в школу?
Новая пауза была короткой и насыщенной яростью.
— Вы что, Хромов, первый день живете на руднике?!
Через мембрану телефона учителю передавалось тяжелое дыхание директора рудника.
— Владимир Афанасьевич, на руднике я нахожусь недавно, но не понимаю, почему порядки на руднике должны быть иными, чем…
— Что ж! — В голосе Владимирского сквозила явная угроза. — Мне придется сообщить в район о безобразиях, творящихся
Директор рудника положил трубку.
— Как вам это нравится? — обратился Хромов к Гребцовой.
— Мне не нравится, как вы разговаривали с Владимирским, — ответила Гребцова. — Вы разговаривали не как педагог, а как обиженный администратор.
— Вот как? — изумился уязвленный Хромов. Этого он не ожидал.
— Конечно, — с обычным спокойствием, как ученику, выговаривала Варвара Ивановна. — Нам дороги все ученики. А кто прав — еще неизвестно. Вы в школе, а не на лесосеке, не рубите сплеча.
— Мне все известно, — запальчиво ответил Хромов. — Виноват Митенька. А его отец, видимо, и разобраться не хочет.
— А вы помогаете ему? Он, конечно, может притти в школу, но и его надо понять. У меня никогда не было детей, но представляю, что он должен чувствовать. А вы? Обиделись… за честь школьного мундира.
— Ну, идите утешьте его! — сердито сказал Хромов.
— Я уже была, — коротко и все так же спокойно отвечала Гребцова.
Стычку прервал стремительно вошедший Кухтенков. Хромов, возмущаясь, начал рассказывать о разговоре с Владимирским. Варвара Ивановна молчала.
Кухтенков взглянул на Хромова так, будто видел его впервые.
— Андрей Аркадьевич, — сказал он с мягкой укоризной, — а вы не подумали о том, что Владимирский не идет к нам потому, что щадит наш авторитет?
— Как это?
— Да так. Он не хочет, чтобы на руднике заговорили: «Владимирский поехал пушить учителей».
Тем не менее Хромов уговаривал Кухтенкова не ходить к Владимирскому:
— Это и неправильно и бесцельно. Вы же еще ничего не выяснили. Надо вызвать ребят, выяснить дело во всех деталях, вскрыть причины. Да и Варвара Ивановна была уже у Владимирского.
— Что с ним? — быстро спросил Кухтенков.
Она пожала плечами:
— Обложили его компрессами. Охает. Но опасного — ничего.
Они прошли в учительскую. Хромов стал у печки рядом с Варварой Ивановной. Возле дверей подремывал с потухшей самокруткой в черных узловатых пальцах дед Боровиков. На диване оживленно разговаривали Татьяна Яковлевна и Овечкина.
— Я давно замечала: у Евсюкова лицо настоящего хулигана! — сказала Татьяна Яковлевна.
— Да что вы, Татьяна Яковлевна! — возразила Овечкина. — Напротив, Кеша всегда казался мне выдержанным и способным.
— Выдержанный!.. На Сереженьке вчера лица не было… валерьянкой отпаивали. Как он и его не убил!
— Всё к одному,
— Сережа вам ничего не рассказывал? — обратился Хромов к Татьяне Яковлевне.
— Что вы! Мы и не решились расспрашивать. Он был так напуган!
— А Семен Степанович? — спросил, остановившись перед учительницей, директор школы.
— Что «Семен Степанович»? — не поняла Татьяна Яковлевна.
— Что сказал отец?
— Семен Степанович чуть не прибил Сережу за то, что не вмешался в драку, не разнял…
— То-то и оно! — Кухтенков укоризненно посмотрел на учительницу.
Вдруг от дверей донесся старческий, дребезжащий голос:
— Евсюковы зря не дерутся. Я их фамилию пятьдесят лет знаю. У них душа чистая… Геннадий Васильевич, дозвольте огоньку… Вот так-то.
Дед мотнул головой в сторону и вышел из учительской, выпыхивая из косматой бороды прогорклый зеленушный дым.
Ни Хромов, ни классный руководитель, ни директор школы не могли ничего добиться от Кеши.
Кеша упрямо молчал.
— Ступай! — сказал наконец Кухтенков, устремив на юношу рассерженный взгляд. — А еще комсомолец! К урокам не допущу, пока не расскажешь всей правды.
— Пусть Митя сам расскажет, — только и ответил Кеша. — Он должен рассказать! И Сережа.
Позвали Сережу. Он начал охотно, даже с оживлением:
— Мы шли, разговаривали… И вдруг он сзади…
— А о чем разговаривали? — перебил его Хромов.
Мальчик отвел глаза в сторону. Задвигались тонкие брови.
— О чем разговаривали? — жестким, неумолимым голосом повторила вопрос Гребцова. Она закурила.
— О картине говорили, — нашелся Сереженька. — Ну, еще…
— Еще о чем? — вновь спросил Хромов, глядя на Сережины брови.
Мальчик мялся, переступал с ноги на ногу, не знал, куда девать руки.
— Еще… об учебе… — тихо сказал он.
— Что говорили?
Мальчик смотрел в окно, точно увидел что-то необыкновенно интересное.
— Это еще что за манера! — холодно обратилась к нему Гребцова.
Кухтенков движением руки остановил ее.
— Говори! — обратился он к Сереже.
— Накануне собрания Митя за сочинение двойку получил. Шли мы, а он посмеивался: «Все равно в девятый класс перейду». Кеша услышал, догнал и говорит: «Мы всем классом заставим тебя подтянуться». А Митя: «Плевал я на класс!» Вот Кеша и разозлился…
— И все? И Кеша его ударил?
Сережа мялся.
— Нет, — неохотно ответил он. — Они еще о дневнике говорили. «Ты мне не указчик, — сказал Митя, — ты чужие дневники воруешь». Кеша очень рассердился. «Митя, — говорит, — возьми обратно свои слова». А Митя видит, что Кешу задело, и стал дразнить: «Вор!» Ну, Кеша тут и не выдержал…