Шрифт:
Виталина
В наших широтах жара наступает в июле. Да и то кратковременно! А сейчас лишь июнь. Самое начало месяца. Однако я взмокла, и блузка противнейшим образом липнет к спине. Меня чуть трясёт. Не от влажности, не от жары. От эмоций, которые я испытала! Не каждый день получается вытворить нечто подобное. Плеснуть напитком в лицо миллионеру. В его ресторане. Да ещё и на виду у людей.
Ууууух! Для него этот жест был страшнее пощёчины. Один только взгляд чего стоил. Он прострелил моё тело насквозь. Жестом велел
Страх прошёл, и теперь я ликую. Так не терпится выложить всё моей лучшей подруге. Уж кто, как ни Милка поймёт и оценит? Не она ли пеняла, что я «становлюсь, как кисель», как только услышу о бывшем.
Выдыхаю. Улыбаюсь себе в зеркале заднего вида. И завершаю свой путь до жилого двора. В узкой прорези тёмных высоток виднеется небо. Всегда удивлялась тому, как подруга живёт в этом замкнутом мире? Но Мила всегда дорожила квартирой, которую ей «подарил» тяжелейший развод.
По мужу она — Куликова. Но эту фамилию, как и весь брак с бизнесменом Кириллом, оставила в прошлом. Я вообще не понимаю, для чего она стала женой? Чтоб родить?
Поднимаюсь на верхний этаж. И ключи от парадной в моей общей связке. Мы ходим друг к другу не в гости. А так, заодно! Помню, как мы обмывали квартиру. И Милка божилась, что больше ни-ни.
— Чтобы я ещё хоть когда-нибудь сменила фамилию? Неееет! Только Измайлова! Больше никто не заставит меня.
— Даже Бред Питт? — я шутила.
На что Милка, подобно лошадке, фырчала губами:
— Чтобы я с этим олухом? Нет!
Старину Бреда Питта она обожала. Но так и не сумела простить ему то, что он бросил звезду пресловутых «Друзей». Ради «этой губастой»! Я не была столь категорична. А вдруг там, и правда, любовь?
На её этаже загорается свет, как только шуршат двери лифта. Я выхожу, и не глядя, беру чуть левее. Над Милкиной дверью горит огонёк. Как всегда, её створка слегка приоткрыта. Наверное, слышала писк домофона и ждёт?
Не могу удержать подступающий детский восторг. Вот так сразу с порога её огорошить:
— Я дала от ворот поворот!
Пусть гордится. Или тянуть, намекая, что наш разговор с Богачёвым закончился «бурно». А как? Очень просто! Вскочив, я схватила стакан и плеснула Мохито в его физиономию. Кусочки лимона застряли в густой бороде. На носу повис листик мяты. Он кипел, собираясь сказать что-то. Но я опередила его:
— Исчезни! Не смей мне звонить! Если ты хоть приблизишься к дочери, я заявлю на тебя!
Во мне взыграл материнский инстинкт. И я понимала, что сделаю всё абсолютно. Чтобы сберечь свой семейный уют и покой. Всё, что строила долгие годы. Всё, к чему он не имел отношения все двадцать лет.
«Поздновато, конечно», — смотрю на часы. Да и Костик, наверное, дома? Но я так взбудоражена, словно пьяна! Заявись я в таком состоянии, и мой чуткий супруг, несомненно, почует неладное. Он итак натерпелся, пускай отдохнёт. Впереди ещё летняя
Прислоняюсь к прохладной стене головой. «Успокойся! Он не узнает. А даже если узнает, то что?». Отец — это тот, кто растил. А не тот, кто позорно сбежал за границу, прикрываясь проблемами в бизнесе. Нет! Он не сможет испортить нам жизнь…
Ещё до того, как я успеваю позвать её, слышу возню. О, Боже! Она не одна? Я должна была бы подумать об этом заранее. И не являться сюда без звонка. Ну, Милка! А дверь, как обычно, не заперли?
От парадной ключи у жильцов. И в подъезде живут «абсолютно культурные люди». Так называет их Мила. Имея ввиду, в том числе, и себя.
Мне становится стыдно. Но любопытство терзает. И с кем же она? У Милки привычка давать полюбовникам прозвища. Ходил к ней один возрастной олигарх. Так она называла его «Динозавром». А другой, «Козодоев», возил молоко. А в нашем кафе «ВитаМила» молочка — важнейший продукт.
Низ живота напрягается. Писать охота! Думаю, если войду и пописаю, я не сильно её отвлеку? Неохотно вхожу, остаюсь тусоваться на коврике возле двери. Пахнет Милкиной дрянью! Терпеть не могу этот запах, индийские палочки. Наверно, опять «медитирует» в позе собаки? И, судя по жарким шлепкам, не одна.
«Нет, плохая идея», — решаю. Подруга убьёт меня! Точно убьёт! Лично я бы убила. Такая… во время оргазма, услышать журчание чьей-то струи в унитазе. И увидеть меня, второпях выходящую вон.
Собираюсь уйти. Но взглядом цепляюсь за что-то. Какая-то мелочь меня отвлекает. Вынуждает стоять! Я снова верчу головой. Что я увидела? Точнее, что такого могла я увидеть в изученном логове Милки? Ещё один пёстрый платок? Новый парфюм на полочке возле зеркала? Нет…
Это большие спортивные кеды. Мужские. Логично! Она с мужиком. Вот только…
Сглотнув, я сажусь рядом с ними на корточки. Взгляд мой прикован к одной из них, левой. Где, даже во тьме коридора, отчётливо виден загадочный след. Зажигаю экран у смартфона. Направив на кеды, едва не роняю его.
Под светом экрана пятно обретает черты. И я вспоминаю, как Костик выгуливал нашего корги. Капустин, пытливая морда, залез лапой в кляксу под лавкой. Те накануне покрасили. Не жалея красителя! Орошая им щедро газон и асфальт.
— Посмотри, что он сделал! — вскричал мой расстроенный муж, демонстрируя след на обувке.
Любимые кеды из джинсовой ткани, которые он надевал вне работы, испортила тёмно-зелёная клякса.
— А что, симпатично! — одобрила я.
В итоге не стали её вытирать. Решив, что Капустин обидится…
Я вожу пальцем по следу, ощущая неровности. И что это значит? Он… там? Вместе с ней. Опять слышу скрипы и стон. Довольно ритмичные звуки. И что? Может, у Милки сломалась кровать? А Костик, как истинный джентльмен, предложил починить?
Продолжая сидеть на полу, я пишу ему:
«Милый, ты где?».