Всего лишь каприз

Леннокс Марион

Коняшка. Какое глупое имя для собаки!

«Но еще глупее то, как я на это все реагирую», — сказал он себе.

Что касается каменной стены… Она больше не подойдет к ней!

Боль — это все, что он чувствовал внутри.

Гейб решил, что надо проверить винт мотора «Леди Нэлл». Недавно он вышел из строя. Они уже прочистили его, но, возможно, ему следовало снова проверить, все ли в порядке.

Через десять минут Гейб стоял на борту лодки в аквалангистском снаряжении, готовый к погружению в воду. Было бы разумнее нырять в присутствии кого-то на лодке. Если вдруг что-то пойдет не так…

Если вдруг что-то пойдет не так, никто не расстроится. Речь шла о его жизни, и он имел право делать с ней

все, что считал нужным.

Генриетта ненадолго уехала, а затем вернулась и привезла с собой все необходимое для собаки. У Никки теперь все было: собачий корм, собачья постель, собачьи миски, ошейник, поводок, огромнейший мяч, который вряд ли удастся поместить в багажник машины.

— Вам также понадобится будка, но для собак размера Коняшки будок не делают, — сказала ей Генриетта. — Вместо будки я привезла для него надувной матрас. Но к зиме вам надо будет обязательно построить будку во дворе. И еще, попрошу вас, не рассказывайте никому, что я сама привезла все эти вещи. Обычно я требую у новых владельцев самим обзавестись всем необходимым.

— А почему ко мне такое особое отношение?

Генриетта потягивала чай из изящной сервизной чашки, предложенной Никки. Судя по всему, гостья чувствовала себя при этом не очень комфортно. Наверное, придется купить несколько обычных кружек.

Придется много еще чего поменять в своей жизни. Нынешнее жилье Ники было уставлено элегантной мебелью, которую она приобретала для квартиры в Сиднее. Некоторые предметы интерьера были подарены родителями. Некоторые из них они выбирали вместе с Джоном. Сервиз, из которого они с Генриеттой сейчас пили чай, был вообще антикварным. Его подарил ей Джон на последний день рождения, который они праздновали вместе…

Владельцы таких собак, как Коняшка, не подают чай в антикварных чашках.

— Я ненавижу усыплять собак, — объясняла ей Генриетта. — Но иногда у меня нет другого выбора. Я не могу помочь всем. И если потенциальные владельцы не готовы задуматься о покупке необходимого снаряжения для собак, я не имею права доверить им содержание собаки. У собак, которые попадают ко мне, и так уже много всего было в жизни. Поэтому иногда мне кажется разумнее усыпить их, чем подвергать новым испытаниям.

— Но я…

— Вы живете вместе с Гейбом, — просто ответила Генриетта. — Если вы будете плохо обращаться с Коняшкой, вам придется иметь дело с ним. Даже если он утверждает, что это его совершенно не касается, он будет постоянно наблюдать за вами. И есть еще один аргумент. В этом доме должна быть собака. Гейбу нужна собака. И если он заведет ее благодаря вам, меня такой вариант вполне устраивает.

— Он не заводит собаку благодаря мне. Это мое собственное решение. Это мой пес.

— Да, но вы живете в одном доме! — повторила Генриетта, допивая чай одним шумным глотком. — Вы все время находитесь рядом, что, фактически, превращает вас в семью. И теперь у вас есть собака. Добро пожаловать в Банксия-Бэй и поздравляю вас с новой ролью владелицы собаки! Если у вас возникнут дополнительные вопросы, спрашивайте Гейба. Он мрачный и жесткий и ведет отшельнический образ жизни, но у него есть на это свои причины. Глубоко внутри он прекрасный человек и никогда не позволит собаке страдать. Он относился к Джемме как к настоящему сокровищу.

Она на мгновение замялась, словно решала, стоит ли продолжать свои объяснения. Открыла рот и снова замолчала.

— Пожалуйста, расскажите мне о нем немного, — попросила Никки. — Что случилось с его мамой?

Генриетта надолго задумалась, но затем решилась ответить:

— Наверное, я не должна вам это рассказывать, но все же… Если вы не услышите этот рассказ от меня, в городе найдется сотня людей, готовых поговорить на эту тему. Вот вкратце его история. Мать Гейба умерла от рака, когда ему

было восемь. Его отец, черствый как бревно и жестокий, был к тому же ужасным скупердяем. Он заставил Гейба бросить школу, когда парню исполнилось всего четырнадцать, и использовал его как бесплатную рабочую силу. Наверное, Гейб убежал бы от него, но, к счастью, — я повторюсь, к счастью! — тот вскоре умер. Гейбу тогда стукнуло восемнадцать. Отец оставил ему состояние. Завещания не было, но Гейб все унаследовал. Гейб и сам-то был еще ребенком, нуждавшимся в опоре, глубоко несчастным ребенком, который внезапно стал богатым. И тут появилась Лизабетт, самовлюбленная корова, но красивая, как с картинки. Она воспользовалась плачевным состоянием души еще совсем юного мальчика. Она женила его на себе и обобрала до нитки.

— О нет…

— Я бы высекла ее кнутом, если бы снова встретила на своем пути, — мрачно сказала Генриетта. — Но она сбежала. Гейб очень тяжело перенес ее предательство. У него все еще оставались лодка отца, и этот дом, и совсем немного денег. Поэтому он взял с собой Джемму и уехал на запад, туда, где добывают нефть. Хороший моряк, привыкший к риску, может преуспеть во многих других областях. И насколько я поняла, он действительно преуспел в новом деле. Рыболовное хозяйство в нашем городке начало потихоньку угасать, но неожиданно вернулся Гейб. Он умеет обращаться с финансами, он умеет ловить рыбу, он добр с людьми. Он фактически единолично вновь поставил рыбную ловлю на широкую ногу. Так что тут все в порядке. Но вот уже долгие годы Гейб ведет отшельнический образ жизни, и единственным его спутником все это время была Джемма. — Она дотронулась до мягких огромных ушей собаки. — Поэтому, возможно, этот парень станет его новым другом. Или, возможно, его владелица.

— Прошу прощения? — недоуменно спросила Никки.

— Всего лишь мысли вслух, — поспешила одернуть себя Генриетта и поднялась. — Я мечтаю о том, чтобы мои собаки жили в счастливых семьях. Удачи всем вам троим! — Она посмотрела на сервизную чашку и усмехнулась: — Удивительно! Говорят, владельцы с годами становятся похожими на своих собак. Подобные чашки подходят владельцам пуделей, а не волкодавов.

Глава 5

Никки и Коняшка сидели у линии прибоя, в том самом месте, где вчера ночью пес так протяжно выл. Силуэты изящной женщины и огромной худой собаки, выделяющиеся на фоне растущей луны, невозможно было не узнать.

«Может быть, стоит позвать их? — думал Гейб, спускаясь к воде. — Предупредить о моем приближении? Кто знает, чем она вооружена на этот раз?»

— Никки!

Она повернулась. Коняшка сделал то же самое, издав низкий урчащий звук, все еще напоминающий неуверенный вой. Наверное, пес был не менее смущен, чем он сам.

— Гейб? — Она не могла видеть его, потому что он все еще оставался в тени кустов.

— Да, это Гейб, — ответил он быстро, чтобы она не успела достать кочергу.

— Ты все еще сердишься?

Он глубоко вздохнул.

— Я должен извиниться перед тобой, — сказал он, выходя на пляж к ним. — Я был совершенно выбит из колеи. Твое решение оставить у себя Коняшку меня не касается. Кричать на тебя из-за того, что ты разглядывала камни, я тоже не должен был. Можем мы все это списать на мою травму и забыть?

— Конечно. Думаю, я переживу то, что ты проявил некоторую нелюбезность в отношении меня.

— Спасибо, — сказал он с облегчением. — Вы тут вдвоем смотрите на луну?

— Коняшка отказывался утихомириться. — Она немного подвинулась на бревне, на котором сидела, предоставляя место для него. — Он все завывал и завывал, поэтому я решила отвести его сюда, чтобы он сам убедился — никто не собирается возвращаться за ним. Чтобы он наконец понял — для нас началась новая жизнь.