Всего превыше
Шрифт:
– А она про меня ничего не знает, - мгновенно нашелся Лёня.
– Да и зачем ее беспокоить?
И вот однажды, в феврале, когда снег завалил Москву и два дня не ходили троллейбусы, Лиза затосковала так, что физическая тошнота подступила к горлу. Не писалось, не сиделось, не лежалось, а от ожидания звонка можно было сойти с ума. "Да что же это?
– теряя последние силы, возмутилась она.
– Почему такое неравенство? Почему я должна ждать, пока ему понадоблюсь?"
Она встала с кушетки, на которой валялась с книгой братьев Стругацких, но
Лиза долго стояла во дворе-колодце, тоскливо глядя на тощие голые кустики, на засыпанные снегом дорожки. Она чего-то боялась, только не знала чего. Какое-то странное предчувствие сжало сердце. Уйти? Позвонить? Узнать что-то страшное или не узнавать? Но почему обязательно страшное? Ведь он так нежен, когда у нее, так старается, чтобы ей было тепло и уютно, - когда они у него.
Не в силах более выносить этой раздвоенности, Лиза нажала кнопку звонка. Не отворяли долго, и Лиза вдруг впала в бешенство. Она звонила, звонила, звонила, пока не загремело внутри железо, не упала и не покатилась по ступеням знаменитая палка.
– Лиза...
– с детским изумлением сказал Лёня.
– Вот так сюрприз!
– Я знаю, что без звонка не приходят, - задыхаясь от унижения, сказала Лиза.
– Но у тебя нет телефона.
– А что случилось? Да ты заходи, заходи.
Он наконец отодвинулся и позволил Лизе войти. Молча, неловко - ноги стали какими-то ватными - Лиза спускалась к студии, голосам, смеху. Значит, у хозяина гости...
– Братцы, это моя Лизавета, - как ни в чем не бывало представил ее всем сразу Лёня.
– Прошу любить и жаловать. Да вы ее уже знаете.
– Знаем, знаем, - закивала проклятая Маша, все в том же платке по самые брови, с монистами и при серьгах.
Слава Богу, ее по-хозяйски обнимал Паша - наконец-то Маша определилась. Да и как обнимал! Правая его рука лежала у нее на груди, и он эту грудь то и дело поглаживал и потискивал, а в левой он держал свою знаменитую трубку, поднося ее то к своим губам, то к Машиным. Маша затягивалась и хохотала. Так что насчет Маши можно было не беспокоиться. Но у стены стояла еще девица - худая, высокая, длинноносая. Стояла и покуривала сигарету. Девица как-то уж очень пристально смотрела на Лизу, и Лёня ее не представил.
Он помог Лизе снять пальто.
– Садись, - сказал как чужой.
Глаза были сонные и ленивые. И голос такой же. Так вот почему его не было больше недели! Павел на минутку оторвался от Маши и с шутливым поклоном подал Лизе стакан вина. Но Лиза пить не стала: боялась. Что, если опять, как в тот раз, закружится голова, остановится время, все в комнате станет смутным и поплывет куда-то? Нет, спасибо, она не хочет... Ну и что с мороза? Да и какой там мороз, градусов пять, не больше.
– А Маша сегодня у нас именинница, - пахнул ей в лицо табачным дымом Павел.
–
Лиза послушно пошла за Пашей, лишь бы не смотреть на Лёню. У мольберта, стоявшего против окна, шелковые шторки были раздвинуты - значит, работа завершена. На холсте сияла красотой обнаженная Маша. Она лежала на тахте, на которой Лиза провела столько ночей, лежала, опершись головой на руку, и улыбалась - загадочно и порочно.
– Это заказ.
– Лёня подошел неслышно, положил Лизе на плечо руку. Знаешь, сколько я получу? Уже сговорились.
– С кем?
– хрипло спросила Лиза.
– С заказчиком, - хитро ответил Лёня.
– Ну, выпьем! За Машу!
Стоя ко всем спиной, Лиза всей кожей ощущала пристальный взгляд длинноносой. И вдруг в комнате возникло какое-то странное напряжение. Стало тихо и неспокойно. Павел смотрел куда-то за Лизу, а Лёня обнимал ее так, что повернуться она смогла бы, только сбросив его руку. И Лиза сбросила эту руку и оглянулась. Длинноносая девица стояла чуть не вплотную к ней и Лёне.
– Познакомимся?
– низким, грудным голосом сказала она и, протянув руку, представилась: - Валентина... А вы, значит, Лиза. Что ж, очень приятно. Ведь мы почти родственники.
– Почему родственники?
– теряя от ужаса голос, спросила Лиза. Она чувствовала, что ей говорят что-то ее унижающее, только не понимала что...
Длинноносая не успела ответить.
– Эй, хватит, - вмешался Лёня.
– Будет тебе, Валька, дурить. Ну какая ж ты все-таки стерва: обожаешь разбивать советские семьи.
– Семьи?
– медленно, с подчеркнутым удивлением повторила последнее слово девица.
– Это для меня новость.
Но Лёня уже схватил Лизу за руку, вытащил на середину.
– Братцы, - решительно сказал он.
– Мы с Лизой скоро поженимся. Весной. Да, весной!
– И заявление уже подали?
– с усмешкой спросила Маша.
– Подадим, - не растерялся Лёня.
– Завтра.
– И, чувствуя, что ему не верят, заботливо склонился к Лизе.
– Ты не забыла паспорт?
"К чему эта игра?
– с тоской подумала Лиза.
– Кому он что-то доказывает?"
Но она не успела ничего сказать. В два шага Валентина оказалась рядом.
– Подонок!
Она взмахнула рукой, чтобы влепить пощечину, как полагается в таких случаях, но Лёня быстро перехватил ее руку и сжал так, что Валентина сморщилась от боли. Он жестко смотрел ей в глаза. Потом оттолкнул в сторону.
– Иди. И чтоб я тебя больше не видел.
– Пожалуй, пойдем и мы, - решил за всех Павел - как все маленькие мужчины, он был смел и авторитарен.
– Вам двоим, полагаю, есть что обсудить.
Все засуетились, засобирались, с сожалением поглядывая на стоявшую на подоконнике непочатую бутылку. Лёня эти взгляды просек, великодушно сунул бутылку Павлу в карман пальто.
– Премного благодарны, - шутовски поклонился Павел, и вся компания испарилась, как привидение, словно никого тут и не было.