Вселенная файа. Трилогия

Ефимов Алексей Алексеевич

Хьютай откинула волосы с его левого уха, прижалась к нему губами, лизнула, и, дыша жаром, прошептала:

– Хочешь взять меня снова? Прямо сейчас?

Анмай удивленно взглянул на неё. В глазах слегка туманилось, в ушах звенело, любви ему больше не хотелось, но вот подруги...

– Да... да, конечно...

Хьютай поднялась одним гибким движением, насмешливо глядя на него.

– Хорошо, - сказала она, ухмыляясь.
– Пошли, - она потянула его за руку.

От избытка счастливых ощущений Анмай несколько ошалел: он едва замечал, что они, шлепая босиком, вышли в пустой коридор, где их, в принципе, могли заметить. Хьютай шла сбоку, и её взгляд как-то странно щекотал юношу. Она двигалась ловко, с бессознательной чувственностью.

Они прошли всего шагов двадцать, потом свернули в узенькую дверь. Ощутив запах

воды и гладкий кафель под ногами, Анмай понял, что попал в душ, - ещё до того, как проморгался. Тут же на его голову обрушились горячие струи. Мокрые волосы залепили лицо, он едва мог дышать, чувствуя, как сладко кружится голова.

Ему очень понравилось быть таким вот беспомощным, когда Хьютай мыла его, поворачивая так, как ей удобнее, постепенно спускаясь всё ниже, - грудь, поясница, ладони, всё очень тщательно...

А потом Анмай сел на пятки, и Хьютай начала мыть его волосы, лицо, запуская пальцы глубоко в рот юноши, лас­кая его чуткое нёбо, десны, язык...

Когда она откинула волосы с его ушей, начав, легонько царапая, мыть их, по коже Вэру побежали крупные мурашки. Когда её намыленные пальцы ласкали опущенные ресницы, мурашки стали столь густыми, что юноша целую минуту не дышал. Пальцы Хьютай скользили по его закрытым глазам, едва заметно на­давливая, - а он словно плыл куда-то в ознобе...

Он хотел овладеть ей... но для этого он был всё же слишком усталым и сонным. Правда, он скорее бы умер, чем показал Хьютай свою усталость. Плавая в полудреме, он сам вымыл её, - не менее тщательно. С залепленными мылом глазами она стала совершенно беспомощной, и лишь вздрагивала, невольно поводя плечами и улыбаясь, когда он, закинув ей руки за голову, стал целовать её высоко поднявшуюся упругую грудь...

Потом он задремал, растянувшись прямо на полу... и коротко, невольно вскрикнул, когда в его пятки ударила тугая струя совершенно ледяной воды. Когда его босые ноги окончательно застыли, струя двинулась вверх, - по его бедрам, пояснице, спине, подбираясь к самым чутким к холоду местам, - к плечам юноши, - и остановилась на них.

Когда Вэру начало буквально трясти, на его подошвы хлынула обжигающе горячая вода, так же неторопливо поднимаясь всё выше, метко проникая меж ягодиц...

Горячая вода заставила расслабиться, хотя по телу всё ещё иног­да пробегала дрожь. После нескольких минут агонии под ледяным потопом это было невыразимое блаженство. Потом на него вновь хлынула ледяная вода, потом горячая и вновь холодная...

Анмай уже прижался к кафелю спиной, закинув за го­лову руки. Держа в руке шланг, Хьютай бичевала водой всё его нагое тело, от волос до пальцев босых ног. Анмай зады­хался, когда неожиданно горячая или холодная струя ударя­ла в его лицо, в грудь, в живот... его тело уже звенело от избытка энергии, но, когда он бросился на Хьютай, пытаясь подмять подругу и тут же овладеть ей, она одним гибким движением ускользнула от него, отступая всё дальше.

Они настороженно кружили по комнате, как зве­ри перед схваткой. Анмай часто и глубоко дышал, его глаза дико блестели под массой спутавшихся мокрых волос. Пригнувшись, он пытался обойти Хьютай сбоку. Ни о чем больше он не думал; в его голове не осталось отвлеченных мыслей. Она видела, как бешено бьется его сердце и вздымается обнаженная грудь.

Пинаясь, они ловили друг друга на неверных движе­ниях, удары звонко хлопали по гладкой мокрой коже, обжи­гая её, как огнем. В конце концов, Анмай, лягнув ногой вбок, попал в живот подруге, - так, что та отлетела шага на три и шлепнулась на задницу; его подошва врезалась в неё плашмя, и ощущение упругости тугой плоти оказалось на удивление приятно. Он прижал задохнувшуюся Хьютай к полу... и тут же понял, что не может удержать. Она сбро­силв его и, смеясь, навалилась сверху...

Ошалев, они в обнимку катались по полу, ломали, били, царапали и кусали друг друга. Это было уже какое-то исступление. Когда Анмай, наконец, одолел девушку, прижав её к полу, мир вокруг них звенел от возбуждения.

Чув­ствуя под собой неподатливый холод мокрого кафеля, Хьютай резко вскрикнула, задыхаясь под твердым, как камень, горячим телом юноши, судорожно обняла его плечи, быстро и крепко скрестила босые ноги на изгибе его поясницы, об­вив его стан с неожиданной силой. Руки Вэру сжались на её плечах, он задрожал, ища вожделенную щель на напря­женном нагом теле девушки... яростно нажал

на неё, безжалостно впился в затвердевшие связки. Хьютай выг­нула спину, вцепившись в его плечи, её ступни сплелись в тугой узел на пояснице юноши... и он пугающе глубоко вошел в неё, уперся в основание позвоночника, сводя тело судорогой странной, электрической боли, сжи­мавшей мышцы в камень.

Хьютай звонко вскрикнула, делая резкий, непроизвольный толчок навстречу, пронзила ногтя­ми кожу на плечах юноши, впиваясь в кровоточащие ссади­ны... и Анмай уже не мог остановиться: его обезумевшее от возбуждения тело отказалось исполнять приказы созна­ния. Острые ногти Хьютай впивались ему в бедра, в зад, в поясницу, но боль лишь усиливала его наслаждение, сли­валась с ним. Босые пятки подруги били его по заднице, но он едва это замечал. Мышцы его ног и живота сжима­лись так яростно, резко и быстро, как только могли, и Хьютай каждый раз словно бросало с высоты. Все её мышцы сжимало, дыхание перехватывало, перед глазами вспыхивала тьма. Сердце замирало, какой-то миг её со­всем не было... а потом её пронзала ужасная боль, словно от огня, - и эти ослепительные вспышки свели её с ума. Её живот и бедра сводили судороги, она извивалась и крутила за­дом, как ненормальная, корчилась, словно в агонии, отча­янно дергалась, стараясь освободиться, громко вскрикивала и билась, едва понимая, что из глаз у неё сыплются искры, а из глотки рвутся звериные вопли, чувствуя, что ещё не­много, - и жизнь окончательно покинет её. Но боль лишь усиливалась, пока в ней вдруг не вспыхнуло неистовое белое пламя. Оно охватило всё бьющееся тело девушки, прижав её живот к позвоночнику, выгнув стан, широко открыв рот в невыносимо пронзительном, рвущем уши вскрике. Анмай приподнялся на ней, -- и яростно вошел ещё раз.

Хьютай вздрогнула так резко, что её мускулы, рывком сжавшись, издали глухой звук - столь мощной оказалась схватившая их судорога. Её кожа вдруг стала обжигающе горячей, сильный, уже не томный жар волнами исходил от неё, - не ласковый, манящий жар нагой плоти, а мертвен­ный, беспощадный жар топки. Её рот приоткрылся, зрачки расширились, как самой темной ночью, перед рассветом, превратив радужку в узенькую мерцающую полоску.

Анмай замер, ошалело глядя в огромные, дико расши­ренные глаза девушки. Ногти Хьютай вспороли его спину, погружаясь в раны с неистовой яростью. Он был до безумия испуган её реакцией и неистовой силой этой су­дороги, - подруга сжала его так, что захрустели ребра. Её муску­лы уже не расслаблялись, мелко вибрируя от предельного напряжения. Они все словно струились, всё сильнее, пока её тело не стало казаться каким-то размазанным. Эта судорога залила её спину... плечи... бедра... она не могла вздохнуть, чувствуя, как ослепительное жидкое солнце разливается по всему её животу... бежит вверх по позво­ночнику... затопляет её целиком... а где-то за её крестцом родилось совершенно новое ощущение, удивительно нежное, мягкое, но невыносимо силь­ное, - словно там, по бесчисленным нервам, изнутри, скользит гладкий, теплый, искрящийся мех. Оно было бес­конечно приятным. В какой-то миг Хьютай даже перестала себя сознавать. Был только свет, - белый, мгновенный, беззвучный, бесконечно яркий взрыв. И вдруг она очень резко ощутила всё, что окружает её, - не только здесь, но и дальше, бесконечно дальше... огромные города, где жили вовсе не люди, бесконечные лабиринты из песчаных полузатопленных ущелий и неправдоподобно острых скал, исполинские, - в четверть горизонта, - луны, нет, целые миры...

Она увидела сразу миллионы слоев Реаль­ности, уходящих куда-то в бесконечность, - и её мир рас­сыпался, словно разбитый калейдоскоп.

............................................................................................

Анмай ощутил то же самое, - белую, ослепительно сладкую боль. Она пронзительно взмы­вала вверх, увлекая за собой каждую пылинку его мыслей. Ды­хание юноши замерло, он слышал странные звуки, свет колыхал­ся в нем, как волны, сливаясь в образы из его снов и дру­гие, более реальные. Он видел сразу всё своё нагое тело, и многие другие вещи, - часть их была сейчас очень да­леко. Его обоняние обострилось так, что каждый запах казал­ся физически плотным. Свет двигался сразу вверх и вниз, синий, зеленый, оранжевый, - но Вэру едва видел его, по­тому что испытывал шок, - чудо пробуждения от самого себя, чувствуя, как облетают листья непробудного сна и рожда­ется свобода, безличная и безжалостная, как огонь...