Вселенная «Станция Бякино». Трилогия
Шрифт:
– Тихо ты, Анька, может, это бандиты, – ответил второй тонкий голосок. – Схватят тебя, дуреху, и… утащ… Да шучу я, куда сиганула? Вернись, трусиха. Не водятся в такой глуши грабители. Им тут делать нечего, вот оживленная дорога или близ какого-нибудь убежища – это запросто, чтоб у неопытных бродяжек ресурсы отбирать.
Братья снова переглянулись.
– Девушки? – удивился Сашка. – Откуда они тут?
Голоса были слышны всё ближе и ближе. Сашка приставил ухо к трухлявой от времени фанере, которой была утеплена когда-то дверь. Раздался стук, парень отскочил назад и упал от неожиданности.
Серёжа
– Не пойдет, – грустно произнес молодой человек. – С такой и задохнуться можно.
– Уже глаза начинает резать от дыма, – поддержала мужа девушка. – Надо бы, Борис Валентинович, пересмотреть ваш рецепт варки. Вырубай, Сереж, посидим в темноте.
– Может, вынем одну доску с окна? – спросил парень и потушил двумя пальцами огонек на фитиле из черных ниток, смочив перед этим их слюной. – Все равно же никто не пойдет в такую пургу. Днем тратить свечи глупо. Темнеет рано, светает поздно. Они нам еще ой как пригодятся.
Молодой смотритель не успел договорить, как радиоточка, стоящая у Бориса Валентиновича на столе, громко затрещала:
– Тррр… Кррр… Пшшш…
Борис вскочил с кресла и, покрутив ручку сбоку пластмассовой коробочки, сделал звук потише.
– Внимание, говорит Москва. Передаем важное правительственное сообщение. Граждане и гражданки Советского Союза! – раздалось из динамика. – Кррр… Пшшш… Да шучу я. Никакая это не Москва. Сидорович на связи! Смотритель станции Гыркино, если кто из слушателей не в курсе. Короче, времени у меня мало. Надеюсь, курьер доставил в каждое убежище говорилки. Теперь будем слышаться регулярно. Радиолюбитель один нарисовался и предложил организовать местное радио, черт его за ногу. Кто его знает, может, потом и двустороннюю связь сообразим. Нам, порядочным бары… Кхм… Смотрителям нужно держаться вместе. В эфире буду не я, конечно. Мальчика одного подрядил. Языкастый, не переслушаешь. Всё, конец связи.
Громкоговоритель снова затрещал, после перестал, послышалось легкое шипение и мелодия из балета «Лебединое озеро».
Борис Валентинович сделал громкость на полную, и музыка охватила весь зал ожидания станции Бякино.
Пожилые бродяги вылезли из своего темного угла, сели на лавки за стол и виноватым взглядом посмотрели на Сережу.
– Сейчас каши геркулесовой сварим, – радостно произнес смотритель, желая поднять настроение старикам. – Чего носы воротите? Геркулес надо первым съедать, его хранить больше нельзя, и так горчит уже.
– Да что ты, Серёж, – ответила одна бродяжка. – Нам только за радость. Брюхо набьем – значит, жить будем.
– Что-то вы совсем раскисли, ребята! – подхватил разговор Борис Валентинович. – Значит так, с завтрашнего утра все встаем на зарядку. В пять… Ладно, в восемь утра, все равно еще темно будет. Мужчины идут чистить снег на перроне, вокруг станции и колодца. А женщины… Идут за водой, греют на огне и моются в маленькой комнатке, хотя бы по пояс. Мыло и таз я выдам. Объявляю завтра банный день!
– И пусть помогают мне готовить, – добавила Маша. – Я им в кухарки не нанималась.
Музыка в громкоговорителе кончилась. Борис Валентинович пошел выключить радиоточку и поставить
– Раз… Раз… Раз… В эфире станция «Гыркино», и я ведущий программы «Приветы» Максим Анатольевич Жмуров. Для друзей просто Жмур.
– Вот тебе и мальчик, – удивлённо пожал плечами Борис Валентинович.
Ах да, – продолжил голос из динамика. – Кто скажет, что я не мальчик, пусть первым бросит в меня камень! И у нас первое сообщение. Секундочку, разверну записку… Итак, некая Василиса со станции Гыркино передает привет Вадиму по прозвищу Штырь со станции Ерёлино. Дальше читаю дословно: «Если ты, гаденыш, до послезавтра не вернешь банку тушёнки, своего Штырёнка больше не увидишь никогда». Конец сообщения.
В зале ожидания раздался громкий смех. Люди позабыли про свои печали и с нетерпением ждали, что там еще скажет Максим Анатольевич и какую музыку поставит дальше.
Глава 2
В дверь дома в лагере снова постучали.
– Кто там? – спросил Николай Николаевич, заметив, что парни оробели.
– А там кто? – ответил женский голос снаружи.
– Хм… Я первый спросил, – настоял дед. – Говори, кто такие и чего тут надо? А то как выйду с ружьём.
На крыльце стало тихо. Через пару минут тишина прервалась.
– Нету.
– Чего нету? – удивился Никник.
– Ружья у тебя нету, – ответил голос. – Иначе бы давно вышел.
– А ведь и верно, нет ружья, – дед снял вязанную шапку, почесал затылок и надел обратно. – Автомат подойдет?
– Подойдет, – кто-то сильно вздохнул. – Нас двое, я и подружка. Мы заблудились. Пустите погреться?
Сашка ткнул локтем деда в бок.
– А стрелял кто? – уточнил Никник.
– А, это я. Ружье у меня. Голодные, не ели ничего дня три. Хотела ворону подстрелить, да пули вместо дроби. Улетела, только ее и видали. Ну так что, пустите?
Сашка и Пашка сняли с предохранителей автоматы и уверенными движениями дослали патроны в патронники и взяли в прицел дверной проем. Дед повернул ключ в замке, снял засов и отодвинул другой. Дверь открылась, и свежий холодный воздух дунул в лицо старика. Никник прищурился от света и, окинув взглядом девушек с головы до ног, тихонько сказал одной из них:
– Не заставляй меня пожалеть, дочка.
Девушки сидели на диване в гостиной и макали черствые, как камень, пряники в большие керамические кружки с горячим чаем. Братья выдали им свою посуду, впрочем, и пряники были тоже их личные, давно припрятанные на всякий случай.
– Так, значит, вы Катя и Аня? – уточнил дед, помешивая столовой ложкой гречневую кашу в подвешенном над огнем котелке.
– Угу, – ответила Катя и попыталась отгрызть кусочек сладкого пряника, закрыв левый глаз. – Мы же уже представились.
Сашка и Пашка сидели на стульях у выхода из комнаты, смотрели на подружек и держались руками за висящие на груди автоматы.
– Ружье мы у вас конфисковали, – продолжил Николай Николаевич. – Но не переживайте, вернем, как будете уходить.
– Уходить? – чуть слышно сказала Аня.