Всем глупышкам посвящается
Шрифт:
– Пап!
– окликнула я все кафе, что оно сразу сделалось громким и суетливым.
Его лицо засияло улыбкой. Мы кинулись в долгие объятия, обнажая нежности при всех.
– Как ты? Куда пропала?
– глянул он мне после в глаза.
– Да вот, мужем занималась.
Он сделал глоток своего кофе с молоком и недовольно сжал губы.
– Но это в прошлом, па. Теперь я свободна.
– Быстро же ты!
– Да, мы пока не развелись, но это неважно. Джек приезжает.
Папа резко остановил стальной взгляд на мне, что едва не стало страшно. На следующих его словах мы оба успокоились и засмеялись:
– Этот
– Да, пап, тот самый.
– Что ж он так! Опоздал.
– Лучше поздно.
– Нет, дочка, в некоторых ситуациях, лучше никогда.
– Папа, я хочу, чтобы ты отвез меня завтра в Киев.
– В аэропорт?
Я кивнула. Он с серьезным видом съел три ложки мороженого, после чего долго причмокивал, а потом спокойно ответил:
– Будь по-твоему.
Было сташно, что он откажет мне, тогда пришлось бы ехать с мамой и Андреем, а ведь Джек - это именно наш с папой восторг. Даже телепатически, даже на расстоянии, они успели подружиться и привязаться друг к другу. Я улыбнулась, взяла большую ложку клубничного мороженого, и мир стал еще прекрасней.
Мы с папой наметили время, обсудили, что нужно взять, где встретимся, а оставшееся время осталось на приятные обсуждения, волнение и ожидание...
Полдень следующего дня. Я стою на пороге нашей квартиры. Я говорю "нашей", а думаю - "его". Спустя всего пару дней я вернулась в это милейшее место, где мы прожили долгие месяцы полной нирваны. Через час мне нужно было быть у папы и ехать, чтобы пребыть в аэропорт вовремя. Я попрощалась с мамой, с Андреем, пообещала как только так сразу привезти им в гости Джека или хоть рассказать, как все прошло. Они, как и я, остались с лицами полного недоумения и страха перед большим событием в моей жизни. По правде сказать, ни один человек, кроме меня самой, на самом деле не верил в саму возможность его приезда. Я помню, как мы развлекались, когда Джек появился, как смеялись и забавлялись нашему, моему, новому приключению. Неужели он станет реальным? И вот, накануне такого мероприятия, когда сознание потерять можно, я приехала к Максиму, сама не знаю зачем. Я позвонила в дверь с надеждой, что его там нет, что он все еще в домике, ибо, если нет - я не знаю, как себя вести.
Дверь со знакомым скрипом отпрянула, но за ней никого не показалось. Может, он убежал прочь, пока я стояла, зажмурившись? Зашла. Закрыла за собой дверь. Квартиру я не узнала. Коридор завален его извечно чистой и ухоженной обувью. Теперь она была разодранная и грязна. Некоторые груды туфель лежали в причудливом узоре, и мне пришлось переступать через них. На стенах было что-то разлито, в некоторых местах обои были еще мокрыми. Припертое к стенке внизу лежало треснувшее зеркало. Рядом с ним валялись некоторые наши фотографии. Я шагала медленно, с опаской. Под ногами трещал мусор и разные разбитые предметы. Я заглянула в нашу комнату и поразилась - она была совсем нетронутой и чистой. В ней убирали каждый день. Тут не было ни пятна, ни пылинки. Я прошла сюда, сняв обувь и села на кровать, укрытую покрывалом, которое было без единой складки. Тут вообще словно и не жил никто. Напротив была открытая дверь, и наполовину было видно его кабинет. Из-за груды старья и свалки старых газет показался Макс. Он со спокойствием удава разрезал бумажки, выбрасывал их прямо на пол, потом доставал новые стопки книг или журналов и оставлял их в шкафчики. Так прошло десять минут. Затем Максим встал
Я сидела ссутулившись. Сегодня я выглядела более, чем хорошо. Я постаралась. Волосы сложились в большие волны, украшенные обручем с декоративным цветком. Короткая темно-фиолетовая юбка. Верх приурочила белой прозрачной рубашкой. Помада коралловая. Ногти не яркие, в порядке. Ресницы без туши - они и так достаточно длинные. Но даже не это, а особая аура делала меня красивой. Когда только внутренняя уверенность, ощущение своей притягательности делает девушку хорошенькой.
– Ты пришла, маленькая, - сказал он, утирая руки.
Они были все измазаны от чернил ручки. Я решилась сесть прямо и смотреть на него. Макс... Мой милый Макс. Я не буду больше звать тебя Джек. Это было неправильно. Ты ни разу не упрекнул меня в этом, когда любой другой не стерпел бы и первого раза. Он был такой улыбчивый в тот раз. От него пахло приятным одеколоном. Раньше у него такого запаха не было.
– Что за бедлам ты тут устроил?
– спросила я.
– Я уезжаю.
– В наш домик?
Он скривился. Сел рядом на кровать. Я заметила, насколько выросла его борода и погрустнели глаза:
– Это не наш домик больше. Да и это, - он провел руками вокруг себя, - тоже.
– Куда же ты?
– Поеду в Испанию.
– В Испанию? Зачем?
– А тут быть зачем?
– Незачем, - согласилась я.
Я все думала, как бы правильно ему обо всем сказать, и говорить ли еще вовсе. И я молчала.
– Ты сегодня такая другая, - он дотронулся до моего локона.
– Спасибо.
– К нему едешь, да?
Я вытаращила глаза:
– Откуда ты знаешь?
– По-моему, не нужно быть особо наблюдательным. Когда она надевает нечто столь явно показывающее ее белье, все становится понятным.
Я покраснела.
– Знаешь, не стоило приходить. Сама не знаю, зачем побеспокоила тебя.
Макс снова схватил меня за руку. В этот раз не больно.
– Ты могла бы беспокоить меня чуть чаще, - он усадил меня на свои колени и так обнимал, продолжая говорить.
– Я же знаю, что ты просто развод пришла обсудить. Не бойся. Я тебя держать не буду.
Он сползал руками ниже, подымался к плечам и медленно-медленно дышал, отчего тепло било мне прямо в кожу. Только не давай себе подумать, что скучала по этому.
– Макс, мне надо идти.
– Ты заберешь свои фотографии?
– поцеловал он руку.
– Нет. Зачем же?
– Забери. Забери их, пожалуйста.
– Я думала, ты хотел запечатлеть все моменты.
– Хотел. Но, знаешь, какая штука получилась: они въелись мне в глаза. Теперь, когда тебя нет, я вечно вижу все, что было. Бывает, случайно гляну на фото - а там снова ты. И тогда я иду искать тебя по свей квартире, бегу на улицу, но тебя нигде нет. Гумберт ошибался, знаешь. И я тоже. Ошибался.
– Можешь мне сказать, кто она?
Макс отвернулся:
– Журналистка. Работает у нас. В издательстве.
– Красивая?
– Господи, почему вам, женщинам, важно лишь это? Почему ты не спросишь, умна ли она, хочу ли я звонить ей по вечерам, обращаю ли я внимание на то, как она поправляет волосы у зеркала. Нет, ты спрашиваешь только, признается ли она социумом, как такая, с которой не стыдно изменить.
– И все же, - не дрогнула я.
– Она хороша. Достаточно хороша, чтобы умудриться спать с ней без отвращения.