Всем смертям назло. Записки фронтового летчика
Шрифт:
Минут через десять будем над целью. Как-то он выглядит — ночной бой легкого бомбардировщика с наземными средствами противовоздушной обороны противника? Зенитный огонь — дело мне известное. Но совершенно разные вещи — выскочить из зоны огня на истребителе или маневрировать среди огня на тяжело груженной и малоповоротливой машине. И с прожекторами прежде я не встречался. Теоретически, конечно, знаю, как действовать в лучах, чтобы быстрее выйти из них, но ведь практика с теорией не всегда сходятся…
При подходе к цели, когда стали видны вспышки снарядных разрывов и различимы цветные трассы
Бурные всплески взрывов на земле прекратились. Висевший до нас над Кшенью самолет отбомбился и ушел, оставив после себя разгорающийся пожар. Погасли прожекторы, умолкали зенитки. Сейчас — моя очередь.
Сбавлен газ. «Тройка» неслышной тенью скользила в сторону вокзала. Штурман в задней кабине по-прежнему молчит. Похоже, до сих пор я делал все правильно. Беру поправку на снос бомб ветром. Замечаний из штурманской кабины не последовало. С высоты шестисот метров хорошо просматриваются забитые эшелонами пристанционные пути. Окна ближних строений чернеют провалами, крыши сорваны, торчат ребра голых стропил.
Ни выстрела, ни прожекторного луча… Мы снижаемся с приглушенным мотором, и после предыдущего грохота немцы нас просто не слышат.
Почувствовал четыре сухих щелчка — штурман сбросил бомбы… Словно злой волшебник махнул палочкой: в небо устремились десятки струй разноцветных шариков — открыли огонь «автоматки», засверкали рыжеватые вспышки — вступили в работу батареи крупнокалиберных зенитных орудий. По всем высотам расцвели рваные космы разрывов.
Но это была пустая трата боеприпасов. Еще до начала обстрела, едва «отстегнули» бомбы, я дал моторам форсаж и, снизившись на скорости, ушел в сторону. Вновь набирая пологими кругами высоту, я видел пожар на путях — ветер относил от горящих вагонов дым и копоть…
Половина бомб осталась под крылом, идем на второй заход. Приглушать мотор не нужно — на земле грохочет канонада. Кромсая пространство сине-голубыми лезвиями, вонзились в небо шесть прожекторов. Замечаю: на высоте метров пятьсот — шестьсот можно попробовать проскочить не обнаруженным под лучами, как между столбами ворот. Конечно, обстрел в районе вокзала плотный, но надо только не зевать и помнить, что огонь-то пока не прицельный, а так называемый заградительный. Так что отворачивай понемногу от близких зенитных трасс да смотри не напорись на дальние…
Круто развернувшись, бросаюсь с полуторакилометровой высоты вниз. Скорость на таком моторном снижении выше максимальной. Злобно и надсадно завизжал мотор, утробным басом загудели расчалки, машину забила частая дрожь.
Прожекторы остались по сторонам. Стремительно надвигаются горящие эшелоны. Все ближе к «тройке» цветные бусы эрликоновских трасс. Короткими, резкими доворотами кидаю машину по сторонам. Огонь прежний — заградительный. Нас до сих пор не видят. Надо бросать бомбы, где ты там, штурман? В ту же секунду щелкнули замки сбрасывателя.
Снова снижение до самых крыш и бешеный бег земли навстречу дрожащей от перенапряжения машине. Теперь самолет Р-5 видится мне по-другому. Вот, оказывается,
За спиной протарахтела, разворачиваясь, турель пулемета, и в сторону ближайшего прожектора рыкнула короткая очередь. Вот и «заговорил» штурман! Намекает, мол, зайдем еще разок, постреляем. Бросаю «тройку» вниз, проскакиваю между прожекторами и наконец-то слышу:
— Зайди, командир, в луч.
— Понял, захожу в луч!
Правильно, от прожекторного луча все равно надолго не уйдешь. Кладу машину в левый вираж и вонзаюсь в световую колонну. Штурманский «ШКАС» поливает землю густым свинцовым дождем. Включаю полный кабинный свет и слежу за остальными прожекторами. Зенитные трассы защетинились в нашу сторону. Немцы переходят на прицельный огонь. Рядом разорвалось несколько тяжелых снарядов — «тройку» встряхнуло взрывными волнами. Пора выходить. Ухнули вниз с огромной скоростью, круто выворачиваясь из светового столба. Здорово получилось!
Яростнее и бестолковее заплевались зенитки, задергались прожекторы. На выходе из снижения уловил-таки момент и послал длинные очереди из обоих своих пулеметов по стреляющей «автоматике». Попал или нет — не знаю, только стрелять она перестала. Можно домой!
— Штурман, какие будут замечания?
— Нет замечаний. Все правильно, так и летай.
Кшень позади. Впереди теплая земля, освещенная слабым светом склонившейся к горизонту луны. Над головой бесчисленные звезды и опоясавший небо серебристый хоровод Млечного Пути. А звезды падают и падают, испещряя небосвод кривыми росчерками.
Миллиарды лет бороздили космос камешки — будущие мгновенные звезды. Невообразимое число раз прошли небесные бродяги вокруг маленькой голубой планетки, заглядывая в ее светлый лик, а когда совсем обессилели от нескончаемых странствий, когда насквозь промерзли в безмолвных и бесконечных просторах, потянуло их к этой теплой планете, носящей имя Земля. Они плотным роем бросились в ее горячие объятья, вспыхнув ярким светом, восторженным мигом сгорания возмещая века бесцветного существования. Им нет дела до происходящего на Земле. Они вспыхивают и сгорают, оставляя по себе память короткими голубыми росчерками, навсегда уходя из жизни, безмолвно и незримо погружаясь в безбрежный океан Времени… Где-то там, в черных глубинах космоса, во всю ивановскую хлещет звездный дождь!