Всем смертям назло

Давыдов Вадим

– Ждать – чего?

– Вот ведь какое дело, Иосиф Виссарионович, – Гурьев вздохнул. – Царство – оно ведь не может быть изготовлено по заказу. Оно должно быть явлено, понимаешь, Иосиф Виссарионович? Ну, ты же в семинарии поболе моего обучался. Только вот времени ждать – всего ждать – у нас и нет. И мы решили слегка форсировать – техническую, если можно сказать, часть. А дальше – как будто пружину боевую отпустили. Но – по порядку. Вот… Смотри. Вот. Это мы проходим к саркофагу. Вот вставляем ключ-кольцо. Видишь? Замок действительно оказался с оптической частью. Мы потом разобрали – выяснилось, что внутри точно такие же камни, как в кольце, судя по всему, фрагменты одного огромного изумруда… Ладно, это мелочи. Вот открываем дверь… Входим. А вот и сами… артефакты.

На экране сотрудники отдела раскладывали перед камерой – тёмно-малиновое полотнище с золотым шитьём, кубок. И меч.

– Что это за чаша?

– Это

чаша из черепа русского князя Святослава Игоревича.

– Того… самого?

– Да. Его вместе с малой дружиной подкараулили в днепровских порогах половцы. Хан Куря. Убили, и хан сделал из его черепа чашу. И пил из неё вино в надежде получить толику храбрости и величия князя Святослава. Потом тут будут кадры с картой походов Святослава и его земель. Включая Царьградский поход.

– Да. Хорошо.

– И я думаю, неплохо, – согласился Гурьев. – Совсем неплохо. Это знамя его, с гербом первых Рюриковичей.

– Красное знамя, – с удивлением проговорил Сталин. – Красное знамя. Это хорошо, Яков Кириллович. Это ты просто замечательно придумал. Молодец.

– Я ничего не придумываю. Когда ж до тебя дойдёт, наконец?!

– Ладно. Ладно. Что за герб? Орёл?

– Сокол. Кстати, мальтийский сокол – это тоже оттуда.

– Этого не знаю.

– Не суть важно, Иосиф Виссарионович. Ещё одна легенда, из так называемых «вложенных», отвлекающих. Меч – ну, это не очевидно, конечно, но тоже вполне ничего себе. На клинке есть надписи – действительно, меч Святославу принадлежал. Сейчас перебивка пойдёт… Вот. Это мы у Герасимова [50] – уже в Эрмитаже. Он руководил непосредственно раскопками, необычайно толковый, квалифицированный специалист, с потрясающей интуицией. Без него – вряд ли бы получилось так быстро и чистенько. Коротко – Герасимов провёл ряд исследований, доказывающих возможность восстановления облика человека по черепу. И освоил метод, описал его. Правда, наука его пока признавать отказывается, но это не беда, потому что органы НКВД, в частности, угрозыск, уже обращались к нему за экспертизой, раскрыт ряд преступлений, ранее считавшихся нераскрываемыми. Начальника московского угрозыска тоже засняли, снимки, документы – всё, как полагается. Контрольные работы засняли, задокументировали. А потом передали ему чашу. Вот, смотри, Иосиф Виссарионович.

50

Герасимов Михаил Михайлович – известнейший русский антрополог, скульптор и археолог-исследователь памятников каменного века, доктор исторических наук, основатель лаборатории пластической реконструкции Института этнографии, заведующий лабораторией пластических реконструкций в Институте этнографии АН СССР. Широко известен, прежде всего, благодаря работам в области восстановления лица по черепу – «метод Герасимова». На основе разработанного метода создал реконструкции-портреты ряда исторических деятелей: Ярослава Мудрого, Андрея Боголюбского, Тимура, Улугбека, Ивана Грозного, Шиллера и др. (всего свыше 200 пластических реконструкций). «…реконструкции Михаила Михайловича, возможно, продолжают оставаться в некотором роде вершинами мастерства. Ведь хотя разработанная им методика позволяет, как он сам утверждал, любому подготовленному специалисту создать портретную реконструкцию, в его работах эта общая методика дополнялась его фантастической наблюдательностью: работая с черепом, он видел в нем многое, чего рядовой специалист просто не в состоянии заметить, что уточняло эту реконструкцию» (акад. Б.В. Раушенбах).

С целлулоида, явно волнуясь более положенного, Герасимов докладывал технологию воссоздания мягких тканей лица по имеющимся черепно-лицевым костям, показывал образцы других своих работ. Сталин поёрзал в кресле:

– Чего он так нервничает?

– Волнуется. Он уверен, что череп, скорее всего, действительно Святослава. Вот он и распереживался.

– Хорошо. Русский человек, значит. Переживает. Хорошо. Я думал – напугали его. Нет. Молодцы. Молодцы. Я понял. Останови.

Гурьев нажал кнопку на пульте. Сталин повернулся к нему, долго всматривался в глаза, мелко кивал, гладил усы. Потом прищурился:

– Мальчик, да?

– Да, Иосиф Виссарионович. Просто – одно лицо. Я, признаться, когда увидел – очумел. Фотографии будешь смотреть?

– Показывай.

Гурьев вложил Сталину в руку снимки. Тот быстро перетасовал их, подержал на расстоянии от глаз:

– Хорошо. Молодец. Действительно – одно лицо. Какая кровь сильная. Царская, действительно, кровь, – Сталин поднял взгляд: – Не понимаю. Как так?!

– Царство должно быть явлено, Иосиф Виссарионович. Явлено. Понимаешь, какое дело?

Я ведь шёл ко всему этому много, много лет. Всё думал: что же отыщется, такое? Не бумаги, все бумаги, родословные – чепуха это всё, мусор, пыль истории. Документы составляют люди. Должно было быть что-нибудь такое – по-настоящему неопровержимое, то, что можно потрогать руками. И всем показать. Я даже когда увидел всё это – и то не понял. Вот что такое – настоящий клад. Представляешь, если бы это вскрыли сто лет назад? Без нас, без Герасимова? Какая-то тряпка, какой-то меч, какая-то золотая чашка. Пустяки, не представляющие никакой особенной художественной ценности. С мечом – вообще весело: оказывается, никто не догадывался до сих пор, что на мечах есть тексты, послания. После этого моего замечания Герасимов поделился с коллегами, они полезли чистить мечи, смотреть – и такого понаходили, что тянет на научную сенсацию мирового масштаба. Оказывается, эти самые мечи, которые считали экспортом и Европы, делали на Руси, да столько, что и сегодня, при нашей технике, организовать ох как непросто. Вот – когда так, когда совпало всё до точки, до капли – теперь-то понятно: вот она, мозаика, вот! И кольцо, и мальтийские тайны, и Святослав, и красное знамя, – накануне великой битвы за судьбу народа, за судьбу державы. И – как итог этой битвы. Даже знамя у нас правильное, Иосиф Виссарионович. Сложилась мозаика – сама собой. Значит – время пришло. И теперь – надо всем это показать.

– Понимаю. Кино. Понимаю. Хорошая идея. Замечательная идея.

– Нам тоже понравилась, – улыбнулся Гурьев. – Есть уже отснятый материал с детьми, осталось доснять вождя народов товарища Сталина, которому докладывают о находке. Крупный план, задумчивый и суровый, постепенно теплеющий, сталинский взгляд… – Гурьев вздохнул и мечтательно закатил глаза. – Всё. Остальное – просто голая технология. Монтаж, копирование, распространение. Документальный фильм «Дело князя Святослава». И всё.

Гурьев умолк и посмотрел на Сталина. Он знал – Сталину не нужно рассказывать ничего сверх необходимого. Сталин всегда всё схватывал на лету. С полуслова. Он знал, что сейчас в сталинской голове уже складываются чеканные, хотя и несколько, на его, Гурьева, взыскательный взгляд, тяжеловесные формулировки указов, постановлений, циркуляров, секретарям к исполнению. А они – бросятся исполнять. Даже пикнуть не посмеют – ни звука – против. Мы их для того такими и сделали. Чтобы знали: не выполнишь приказ – смерть. Если быстрая – это счастье. Вот так. Всё, всё, подумал он. Всё. Пружина распрямилась. Всё теперь произойдёт – практически само собой. Всё.

– Да, – сказал Сталин и кивнул. – Да. Всё. Людей надо наградить. Герасимова тоже наградить. Не признаёт наука, значит? Ничего, ничего. Сталин признал – и наука признает. Саботажники. Будет академик. Сталинскую премию получит. Всех наградить нужно, Яков Кириллович. Всех, кто участвовал, технический персонал – всех. Список есть?

– С собой.

– Давай сюда, посмотрю.

Гурьев достал список – с фамилиями, краткими пометками, и передал Сталину. Тот почти выхватил бумаги, быстро пробежал глазами:

– Тебя нет – понимаю. Герасимов есть – хорошо, молодцы. Городецкого почему нет?

– Он список составлял.

– Понятно. Его сейчас сразу в Политбюро назначим. Кто-то должен мальчику помочь, Сталин не вечный. Не вечный. Этих держать надо, ты прав.

Дальше Сталин читал медленнее:

– Колчак?! Это кто такой – Колчак?

– Это такая. Анна Васильевна Тимирёва-Колчак.

– Жена? Колчака? Обучение… Так. Почему только реабилитация?

– Потому что от нас она никаких наград не примет, Иосиф Виссарионович, – вздохнул Гурьев. – Да и не нужны ей никакие награды. Адмирала же мы ей из-подо льда не вытащим.

– Квартиру в Москве, пожизненную пенсию. Персональную. Потом пометишь, – хмуро сказал Сталин. – Как находишь людей, где? Прямо зависть берёт. Ах, молодец… Крупнер – кто такой?

– Девочку прятал от бандитов.

– Каких бандитов?! – изумился Сталин.

– Ну, там случилась пара неприятных эпизодов с местными преступными элементами. Начальник управления оказался, мягко говоря, не на высоте положения. Это технический вопрос, Иосиф Виссарионович, всё улажено.

– Враги. Саботажники, – проворчал Сталин и снова опустил глаза в список. – Зильбер? Раввин? Что ещё за раввин?

– Раввин как раввин, – пожал плечами Гурьев. – В ермолке, с бородой. На Калинина похож. Его роль в двух словах не опишешь, но помог он мне – очень и очень здорово.

– Посмотри, что. Посмотри. И тут без евреев не обошлось. Как так?

– Такой народ, Иосиф Виссарионович. Ничего без них не обходится. Если в дерьмо – то по уши. Если в мёд – то по брови. Совершенно как русские, просто в точности.

– И чего ты для них хочешь?

– Для кого?

– Для евреев.

– Для всех, хочешь спросить?