Всем стоять на Занзибаре (сборник)

Браннер Джон

– Будто они колдуны, способные украсть у воина сердце.

– Вот именно. А делают они это, уклоняясь от страстей. Не знаю, как им это удается, но против документальных свидетельств не пойдешь. Тысяча или более лет на одном месте, и никому не мешают. И, как я говорил в тот день, когда ты прилетел, они поглотили иммигрантов голайни, иноко и кпала… Хочешь скажу кое-что, во что ты никогда по-настоящему не поверишь?

– Ты уже сказал.

– Я серьезно. Мне об этом напомнило выкладывание трупа и обмазывание ему лица белой краской. Первого христианского миссионера, который сюда попал, звали Доминго Рей. Знаешь, что неподалеку от Порт-Мейя у испанцев была торговая фактория, этакий форпост перед Фернандо По? На том месте теперь памятная табличка, съезди посмотри на нее, если у тебя будет время.

Так вот, этот монах поступил однажды совсем не по-христиански: прожив тут семь лет, потерял рассудок и утопился. Он был убежден, что попал в ловушку Сатаны. Он выучил шинка настолько, чтобы проповедовать туземцам на их языке, и начал с притч и ключевых моментов Евангелия, но, к его смятению, туземцы ему отвечали:

нет, ты все перепутал, это был не чужак издалека по имени Иисус, а наш местный по имени Беги. Ты слышал про Беги?

– Кажется, нет, – помолчав, ответил Норман.

– Любой инструктаж по Бенинии, в котором опущен Беги, гроша ломаного не стоит, – проворчал Гидеон. – Наверное, его следует называть фольклорным или культурным героем, этакий Джек-с-Фонарем или, может, Ананси, о котором ходят легенды в Вест-Индии. Имя Беги, по-видимому, означает «рожденный зимой», и, говорят, он всегда носил при себе тупое копье и дырявый щит – чтобы смотреть в дыры. Как и следовало ожидать, истории про Беги бенинцам больше по вкусу, чем про Иисуса.

Хочешь я расскажу тебе ту, которая предположительно свела с ума бедного монаха?

– Конечно. Валяй.

Гидеон осторожно вел машину по особо разбитому участку дороги.

– Ну, в сказке сказывается, что он дожил до весьма преклонных лет и большой славы, потому что выставлял глупцами колдунов, одолел морское чудище и даже заткнул за пояс духа своего деда, поэтому все приходили к нему со своими проблемами. И однажды главный голайни, эмир… Кстати, шинка превратили название этого титула в «Омее», что по чистой случайности означает «несварение желудка», – они любят ехидные каламбуры. Так вот, эмиру надоело, что шинка то и дело обставляют своих господ и хозяев. Голайни, к примеру, ввели громадные налоги, и люди пошли жаловаться Беги, а тот сказал: так погоните ваших коров в загоны к быкам голайни и отдавайте им в качестве налога их собственных телят. Вот уж они посмеялись. Кстати, согласно легенде, он сказал: «Отдайте эмиру эмирово!»

– «Кесарю кесарево»? – пробормотал Норман.

– В точку. В конце концов эмир послал дознаться, кто играет с ним такие подлые шутки, и Беги сознался, был схвачен, и эмир привязал его – в традиционном духе – к муравейнику. Когда старый отец Беги, верховный вождь племени, пришел навестить сына в его последние часы, Беги сказал, чтобы шинка не винили в его смерти голайни, потому что они слишком глупы, чтобы понять смысл того, что он им говорит.

– «Отец, прости им, ибо они не ведают, что творят»?

– Из-за твоего баптистского воспитания тебе можно и не разжевывать, да? Наверное, будь монах Рей чуть гибче, он бы додумался, что, возможно, в Бенинию могли попасть кое-какие христианские легенды, как история о Будде якобы дошла до Рима и в результате он был канонизирован под именем святого Иософата – слышал про такое? Но, думаю, в те времена культурный климат был против него.

Так вот. Коротко говоря, Беги уже воплотил представления шинка о совершенном человеке: терпимом, здравомыслящем, остроумном и так далее. И лишь когда одному просвещенному миссионеру пришло в голову сказать, что Беги был пророком, посланным специально к шинка, христианство тут хоть сколько-нибудь продвинулось. Но сейчас тебе скажут, что у Беги здравого смысла было больше, чем у Иисуса, потому что свое учение он принес тем людям, которые его поняли, а Иисус переоценил себя и проповедовал таким, как англичане, которые все равно не смогли его понять, иначе вели бы себя иначе.

Повисла тишина, которую нарушало только гудение мотора и время от времени жалобы подвески. Наконец Норман сказал:

– Я уже говорил, что никогда раньше не видел покойников. Не знаю, как я мог это сказать. – Он с огромным трудом сглотнул, само горло его, казалось, сжалось, лишь бы не пропустить признание, которое он собирался сделать. – Потому что… Ну, всего несколько дней назад я убил человека.

– Что? Кого?

– Божью дщерь. Она собиралась порубить топором Салманассар. Уже успела оттяпать руку одному нашему технику.

Гидеон задумался.

– У шинка есть одна пословица, – сказал он наконец.

– Какая?

– Жить тебе еще многие годы, делай то, чем гордился бы, вспоминая в старости.

ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (20)

КАК ПЕРЕЕХАЛО СТАРУЮ ДАМУ

Решение поставить дом в план на снос и застройку Было принято с соблюдением всех формальностей на совещании Демократически избранных представителей народа, Ни один из которых внутрь не зашел – лишь недолго постояли на пороге Во время избирательной кампании перед прошлыми выборами, И тогда они почувствовали запах и поняли, что им он Не нравится. Младший чиновник департамента здравоохранения Сказал, мол, немыслимо, чтобы дети и старики Жили сегодня в таком викторианском убожестве. Он говорил про газовые конфорки, упоминал про расшатанные И про полные заноз деревянные половицы, Про намертво забитые окна, туалеты без герметических крышек. Членов комитета передернуло, и они согласились на снос. Извещения послали главам шестидесяти семи семей — По перечню на основе избирательных списков. Была установлена дата переселения

в новостройки. Возражения могли вноситься в согласии с законом. Если число возражений превысило бы тридцать три процента, Министр по делам жилищного строительства назначил бы публичное слушание. В списки забыли включить одну женщину по имени Грейс Роули. В соответствии с инструкциями избирательный компьютер, На протяжении трех лет ни разу не регистрировавший ее бюллетень, Пометил ее как «непроживающую», предположительно переехавшую или умершую. Однако на всякий случай он послал извещение и ей. До назначенной даты ответ зафиксирован не был. Случилось это утром ее семьдесят седьмого дня рождения. Она проснулась от шума, какого никогда в жизни не слышала. Под грохот оползней и рычание моторов. Когда, перепуганная, она встала и натянула свой сальный капот На нестиранное белье, в котором всегда спала, У себя в гостиной она увидела двух незнакомых мужчин. С годами ее гостиная заполнилась сувенирами прожитых лет: Туфли, бывшие в моде, когда она была хорошенькой девушкой, Подарок мужчины, за которого, часто о том жалея, она не вышла замуж, Первое издание книги, которая после разошлась миллионным тиражом, Треснувшая гитара, под которую она когда-то пела о любви, Пластинка Пиаф, купленная в ту пору, когда певица была в зените славы. Мужской голос сказал: «Господи, Чарли, это же стоит целое состояние». Обернутая вокруг безделушки газета сообщила ему Про победный успех первой высадки на Луну. Голос сказал: «Господи, Чарли, ты когда-нибудь видел такой хлам?» Повсюду – мелькающие на телеканалах имена: Дилан, Брассенс, Олдис, Хаксли, Раушенберг, Бетховен, Форстер, Майлер, Палестрина… Как ил, рекой времени нанесенный тинистыми слоями, Из слякотного наследия поколений ушедшей моды Складывался контакт мисс Роули с ее миром. И однажды… от напряжения… от старости… контакт оборвался. Подняв головы и внезапно увидев, что на них смотрит хозяйка, Двое молодых мужчин подумали: «О Боже. О Господи Боже». Властью демократически избранного комитета Грейс Роули увезли и поместили в Дом. Властью демократически избранного комитета Ее имущество, помимо одежды, продали с аукциона, И состоятельные антиквары купили кое-что И продали с огромной прибылью в частные коллекции или даже в музеи. Когда потом возник вопрос об излишних издержках на содержание, Совет по размещению престарелых граждан Разъяснил, что имущество мисс Роули, будучи продано, С лихвой возместило затраты на ее размещение, Потому что она прожила всего один месяц, и к тому же, Отдав труп в медицинское училище, сэкономили на похоронах.

РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (28)

СО ДНА НА САМЫЙ ВЕРХ

Кто-то принес шприц для подкожных инъекций и ввел дозу через корку крови, засохшей на запястье Дональда, преждевременно пожелав ему доброй ночи. Когда он очнулся, была настоящая ночь: к окнам комнаты, в которой он лежал, льнула тьма, такая черная, словно неведомое колдовство превратило стекло в эбонитовое зеркало. Его порезанные руки были перевязаны, синяки покрыты слоем мази, чтобы унять тупую боль. Из-под тусклой световой панели на стене на него смотрела крохотного роста девушка в белом комбинезоне медсестры и стерильной маске.

Снова шел дождь. Он слышал глухое шарканье капель по стенам, словно кто-то бил в барабан, на котором просела кожа. Пошевелив руками, он испытал острую боль от многочисленных порезов, которые нанес себе сам, глаза ему застила пелена цвета свежей крови, и он застонал.

Заранее приготовленным шприцем девушка снова сделала ему укол – в мышцу ненакрытого простыней предплечья. Вероятно, ввела какой-то транк. После транка осталась только тупая ноющая боль, но мучительный страх утратил силу, стих до вполне сносного кошмара. Пока транк делал свое дело, она измерила ему пульс, а он лежал безучастно, чувствуя биение крови под кончиками ее пальцев. Когда число ударов упало до (как он сам прикинул) приблизительно семидесяти с чем-то, она встала и вышла за дверь.

Из-за двери доносились резкие сердитые голоса: спорили мужчина и женщина. Мужчина говорил, что хочет войти, а женщина отвечала, что, кто бы он ни был, ему придется подождать. Наконец женщина одержала верх и широким шагом вошла в палату.

Для ятакангки она была крупной, почти пять футов семь дюймов ростом, и плотной и одета была не в саронг, а в мужской френч, штаны и сапоги, тяжело протопавшие по пластиковому полу. Волосы у нее были коротко стриженные, в руке она держала диктофон с рукоятью как у пистолета. Следом за ней вошли два полицейских в рыжих формах, которые закрыли дверь, отрезав и медсестру, и невидимого мужчину.