Всем стоять на Занзибаре (сборник)
Шрифт:
– В противном случае я пошлю за полицией и силой выдворю вас из зоопарка.
4
Полиция явилась два часа спустя. За ним и за Чук-Алуком. Эти часы они провели в ожидании. Миджи приблизительно подсчитала, обращаясь скорее в пространство, чем к Найджелу.
– Так… Примерно час ей понадобится, чтобы выразить свое мнение о Найджеле Стонерли, бесстыдном тиране и враге общества; еще час на выработку конструктивных методов действия. Первым делом она провидеофонит местному члену пансолнечного
– Уповаю на бога, что она этого не сделает, — пробормотал Найджел. — Эгремон Сиссоко — последний, кого бы я хотел сейчас видеть.
– Надо было думать об этом раньше. Но, может быть, вместо этого она прямо перейдет ко второй стадии: свяжется с местной службой новостей. Третьей стадией будет найти мэра и начальника полиции и подать на тебя жалобу. Итого два часа.
Расчет оказался точен. Полиция хоть и была в смятенном состоянии духа все же вооружилась ордером на арест и списком возможных обвинений, включая похищение, незаконное задержание и клевету (последнее было смелым ударом наугад одной из соратниц Мадам, вдовы юриста, безвременно сведенного ею в могилу; она сделала что могла для раздраженной Мадам, когда оказалось, что хотя "должен же быть закон", но его нет).
– Как думаете, с этой штукой все в порядке? — спросил полицейский сержант несколько неуверенно глядя на рыже-гнедую спину Чук-Алука. — Может, полагается поводок, или еще что?
– С тех пор, как он здесь, с Чук-Алуком не было никаких недоразумений, — отрезала Миджи. — И если бы не эта дура, и сейчас бы не произошло.
– Пожалуй, что так, — вздохнул сержант и двинулся к окну, за которым висел полицейский флоттер.
Видимо, новости сегодня были скудные, понял Найджел. Несколько светогазет осенила блестящая идея подхватить эту дурацкую историю и сделать ее сенсацией мертвого сезона, — заголовки набросились на них, пока они пробирались к зданию суда, сквозь орду фотоглаз, радиоушей и механосенсоров.
"Зоопарк — тюрьма?"
"Мнение Агассиса: Чепуха!"
"Тяжелые обвинения против куратора ЗИФ-ЮСА" и тому подобные.
В здании суда их ожидала в сознании своей правоты Мадам со свитой самых ярких приверженцев. Кто-то либо из ее влиятельных знакомых, либо, скорее, из аппарата суда, уже успел выяснить характер дела, ибо, когда судья Коркоран занял свое место, он оказался не один, но в окружении двух асессоров — обычный порядок для квалификации обвинения. Асессор справа был человек провинциальный — сенатор из Конгрессената Сапров. Слева же возвышался безликий металлический цилиндр с торчащими наверху механосенсорами.
Места для публики ломились; видеоцентры и прочие транслирующие устройства стояли во всех ложах. Атмосфера была напряжена, как натянутый канат.
– Внимание! — объявил судья, когда каждый (и каждая) насытились созерцанием Чук-Алука, сидевшего по обычаю своего вида в самом пригодном на то из подручных предметов — большой мусорной корзине.
– Я, судья Коркоран, и мои асессоры призваны определить, имело ли место нарушение сути и духа законности Солнечной Системы, учитывая, что специального статуса по данному делу нет…
– Есть! — прервала его Мадам. — Я представила три ссылки…
– Молчать, — остановил ее судья. —
– Чего там предполагать, глядите что они сделали с бедным созданием! — Мадам поджала губы.
– Хм, да, — судья Коркоран бегло взглянул на Чук-Алука и передернул плечами. — Переходим к установлению состава деяния. — Вы — Найджел Стонерли, так? Куратор ЗИФ-ЮСА? М-хм. …Итак, вы обвиняетесь в увозе с Агассиса-4 существа именуемого далее Чук-Алуком, обвиняетесь совокупно с теми, кто соучаствовал и способствовал увозу, в особенности с навигатором Лаба-ном Хоу из Межзвездной службы. Э-э… относительно Чук-Алука: это что, его имя?
– Насколько его произношение доступно для большинства людей.
– А он понимает, что здесь творится?
– О, да, вполне, — прищурился Найджел. — Он только не может понять, зачем все это.
– Стыдитесь! — через весь зал прогремела Мадам. — Вкладывать ложь в уста дикого существа — это… — Она застыла с вытаращенными глазами, когда судья, грохнув молотком, велел ей замолчать.
– Вам не следует так обращаться с женщиной, — упрекнул его асессор-человек, сенатор от провинции. Он смутно чувствовал, что деятельницы вроде Мадам — сила в здешних краях, и не мешает заручиться зависящими от нее голосами на следующих выборах.
– Благодарю вас, — откликнулась Мадам. — Приятно видеть, что хоть кто-то из присутствующих понимает человеческую жалость и сострадание.
Асессор-робот зажег сигнальную лампочку и проскрипел:
– Прецеденты показывают, что эмоции осложняют справедливую оценку фактов. Рекомендации: судье учесть, что мои суждения не подвержены колебаниям и состраданию.
– Да….э….благодарю вас. — Судья был явно смущен. — Так вот, как я уже говорил, здесь прямо не применим ни один статус, но закон признает, что мы живем в меняющейся Вселенной, и разрешает применение условного обвинения, дабы определить противоречит ли деяние сути естественной справедливости или…
– Вы слышали — он признался! — вклинилась Мадам.
– Э… что? — теперь Коркоран желал одного, чтобы это дело свалилось на чьи-нибудь другие плечи.
– Он признался, когда сказал, что Чук-Алук все понимает, — Мадам воинственно подалась вперед. — Он держит владеющее даром речи существо в унизительном заточении, в неподобающих условиях, в этом ужасном зоопарке, который обязательно должен быть закрыт. Более того, он никогда не должен был открываться и не открылся бы будь жив мой дорогой папа. Безнравственно заточать живые существа в клетки и загоны и пускать бездельников и обывателей шляться и глазеть на…
– Что тут за цирк, — прозвучал размеренный веский голос из дверей зала. Все головы повернулись разом. Там стоял плотный мрачный человек, на его гладкой, словно полированной голове отражался свет ламп. Трудно было не узнать известного представителя ЮСА в Пансолнечном Конгрессе, Эгремона Сиссоко.
– О, конгрессмен! — расцветала Мадам. — Как удачно, как мило с вашей стороны отозваться так быстро! Как…
– Заткнитесь, дура вы этакая, — был ответ.
Она застыла на месте, беззвучно разевая рот, в точности как рыба на крючке.