Всемуко Путенабо
Шрифт:
Это выше разумения.
– У тебя два не связанных между собой эпизода. Не старайся найти одного виновного. Значит, могла?
– Говорю же: теоретически.
– Пишем «да». – Алекс делает в голове еще одну пометку.
Компьютер предлагает варианты искомого. Алекс скачивает необходимые данные на свой планшет.
– Что мне делать завтра? – На Кирилла жалко смотреть.
Он не трус, но. Потому что – не за себя.
– Беречь нервы. Выполнять все требования. Не нарываться. О деньгах не беспокойся, спонсирую из резервного фонда, потом вернешь. Можно не сразу. – Только что убранный планшет призывно
– А другие номера?
В ответ – довольная ухмылка:
– С последним та же история. А вот неграмотные воспользовались номером, который зарегистрирован на недавно умершего пенсионера. Те, кто прислал СМС, выключили телефон после отправки сообщения и, видимо, думали, что концы в воду. Но только что в него опять вставили аккумулятор, и мы его засекли.
Алекс и Кирилл понимающе смотрят друг на друга.
Война началась.
– Только осторожно. – Боль в глазах Кирилла.
Сын. Алена.
– Конечно. – Алекс бесстрастен, но только внешне. Он сделает как надо. – Позвоню, – говорит он и поднимается.
Кирилл остается один.
Темнота. Пустота. Бездна.
И ма-аленький свет вдали…
Завтра.
164
Не пришел. Лишних два часа простояли. Гад. Видимо, загулявший потомок нашелся за это время. Ладно, попытка не пытка, рискнуть стоило.
Вернулись они с заветной емкостью. Ночной павильон был по пути, и они решили, что можно. Даже нужно. Пусть и с переплатой за неурочность.
Дэни направился в комнату, Ян – сразу на кухню, готовить теплый праздник на двоих. Возможно, последний праздник, прощальный в этом холодном городе.
Ян с сомнением поглядел на походные алюминиевые кружки. Других нет. Скоро будет все, на новом месте. А сейчас…
Сейчас взгляд остановился на соседских бокалах. Кухня-то общая. А, ладно, помоем, не заметят.
«Бульк-бульк-бульк…» – прозрачная радость. Хе-хе, он слышал, как забугорцы говорят «глоб-глоб». Впрочем…
Новые звуки перекатывались на языке, уже нывшем от обжигавшего предвкушения. Чужие бокалы случайно соприкоснулись… Уши наполнил божественный перезвон. Словно ангелы запели.
Ангельское пение не пропало втуне. Скрипнула кровать (стены – едва ли не из обычной фанеры), прошуршали шаги, дверца соседей ощерилась черным оскалом. Щель заполнила собой сонная Давыдиха, она затягивала пояс застиранного халата и щурилась от слепившей яркости кухни.
– Ребятки, вы чего тут?
«Ребятки». Яну двадцать четыре, Дэни на год моложе. Давыдиха на пару лет старше, вряд ли больше. В самом соку. Некоторая потасканность – не в счет, голод не тетка, Дэни и Ян второй месяц вдвоем живут. Так и просится на язык колкость про столичных «противных», тьфу-тьфу-тьфу, прости Господи. И второй месяц перед глазами подзуживающая эта – то в халате, то без. Ага. Когда обитаешь бок о бок, чего только не увидишь за семь недель – то в незакрытый проем, то в окошко с улицы. Этаж-то – один и низкий. Домику сто лет в обед. Шикарная баба. Слюнки текут. И незакрытый проем – всегда ли случайно?
И как же мало нужно для счастья.
– На днях уезжаем. – Не собираясь извиняться за оприходованное имущество, Ян невозмутимо выставил на стол третий бокал, словно только того и ждал. – На прощание. – С размеренным бульканьем все стаканы наполнились доверху. – Присоединяйтесь. Нам будет приятно. Вы замечательная соседка и чудесная женщина.
Давыдиха раздумывала недолго. Ее взгляд застопорился на несущей акцизный шарфик спутнице бокалов. Расплывшаяся в талии бутылка и звенящие статью, полные жидкого огня бокалы на крепких ножках – волшебная компания унизить унылые будни. Женщина тщательно прикрыла за собой дверь в комнату, где урчал во сне довольный жизнью поддатый супруг, и заняла один из табуретов. Ребенок спал в третьей комнате. Обычно, после того как он угомонится, про него можно забыть до утра. В данном случае можно означает нужно. Иначе – какой праздник? Дети и праздники несовместимы.
В комнате еще не разувшийся Дэни выложил разобранный телефон из промерзшей куртки на тумбочку и вернулся в прихожую. Когда он сменял теплые сапоги на потертые шлепанцы, два бокала уже поднялись.
– За прекрасных дам! – Ян убедителен как никогда. И, как показало обшарпанное зеркало, чертовски красив – даже на фоне отслаивавшихся обоев. А возможно, именно благодаря им – выгодно выделяя из окружающей мерзости, как алмаз из руды.
В ответ – благодарная и чуточку озорная улыбка пухлых губок.
163
Ян всегда нравился женщинам.
Дэни подмигивает приятелю. Тот играет в равнодушие. Но глаза смеются.
Дом сотрясается застенным храпом Давыдова. Отпустившие опустевшую посудину пухлые губки выпячиваются расстроенной уточкой, лицо с пренебрежением и едва ли не презрением глядит на закрытую дверь. Виноватое пожатие плеч под халатом обрисовывает положение: «А что делать? Жизнь такая». С двери взгляд перетекает на мускулистый торс Яна.
Дэни вздыхает – приятель в этих делах всегда впереди.
– Жаль, что больше никогда вот так не увидимся… – Ян идет на штурм. Рука на коленку. Поглаживание. Глупое хихиканье и бархатный шепоток в ушко. Еще бокал. Проглотив содержимое как воду, Давыдиха поднимается, оправляет полы разворошенного халата и медленно идет к санузлу. У двери она беззастенчиво оглядывается на Яна, на его пресс и вороные кудри до плеч.
Ян тоже встает.
Дэни отворачивается и делает себе бутерброд.
162
Бутерброд съеден. Одинокий Дэни нетактично прислушивается ко всему, что не храп.
«Топ-топ». Дэни вскакивает – из разверзшейся соседской тьмы, держась за писюн, прошмыгивает в сторону занятого туалета мелкий Давыденок.
Операция «Перехват» проходит успешно – крепкая рука мягко и уверенно разворачивает постреленка в сторону кухни.
– Я хочу пи-пи! – в соответствии с возрастом тупит несносный мальчишка.
– Там занято. – Дэни приставляет табурет вплотную к раковине, а мальчугана водружает сверху. – Здесь. Не стесняйся, все свои.
Ага. Теперь все свои. Почти.