Всеобщая история чувств
Шрифт:
– Курение не действует на ваш нос?
– Наверняка как-то действует, но это мой образ жизни, и я привыкла. Всего лишь один из запахов, обычных для моего мира.
– Вы как-то защищаете свой нос, беспокоитесь о его состоянии?
– Ни в коей мере. Я вообще-то весьма легкомысленна. Естественно, я не люблю простужаться: заложенный нос – отвратительное ощущение; парфюмеру чрезвычайно трудно работать в таком состоянии.
– Когда вы ходите по городу, то, наверно, ощущаете его запахи гораздо острее, чем все остальные?
– Знаете, любопытный, даже невероятный феномен: поскольку я много работаю, порой по многу часов, то, когда выхожу из этого здания, у меня в голове нажимается маленькая кнопочка, и я перестаю чуять вообще что-либо. Вплоть до того, что дома на плите может
Но я обнаружила, что изредка могу включаться, если имею дело с людьми. Кто-нибудь целует меня, и я ощущаю его индивидуальный запах. Совершенно особый запах у кожи маленького ребенка, его макушки. Мужчины ощущают это хуже женщин. Есть люди с поистине сексуальным запахом. Если описывать его, – она взмахнула сигаретой, как указкой, – я сказала бы, что это очень тонкий аккорд амбры и мускуса. Я широко использую его в своих ароматах.
Существует немало аккордов, которые используют все парфюмеры. Но, уловив какой-то аромат, можно определить, скажем так, чья это рука. Другие парфюмеры могут распознать мою работу, а я – их. Нюхая новые духи, они говорят: а-а, это – София, это – Дженни, и так далее. Мы знаем почерки друг друга.
– На той неделе я посетила Saks ради парфюмерной экскурсии, – сообщила я, – и обратила внимание на тенденцию давать духам названия, связанные с опасностью, запретными веществами, неврозами и тому подобным. Маркетологи, кажется, предпочитают запахи, вселяющие ощущения уюта и безопасности, любви и романтики, но дают им имена Decadence, Poison, My Sin, Opium, Indiscretion, Obsession, Tabu [24] . Вдобавок к популярным дизайнерским выдумкам и упакованной во флаконы мистике суперзвезд они предлагают названия веществ, запрещенных законом, и сопровождают их завлекательными намеками. Женщина может быть скромно одета, но думает про себя, что она притягательна, что она опасна, как яд, вызывает одержимость, от нее нельзя избавиться, как от пристрастия к опиуму; она знает все любовные тайны, даже запретные, готова к гедонистическому разложению, достойна любого безрассудства и даже готова преступить Божьи законы в грехе.
24
Разложение, яд, мой грех, опиум, опрометчивость, одержимость, табу (англ.).
– Это так, но, если присмотреться поближе, вы увидите, что все они основаны на определенных классических ароматах; это всего лишь новая интерпретация классики. Кратковременные успехи случаются довольно часто, но истинная классика живет десятилетиями. Духи Chanel № 5 созданы в начале 1920-х годов и до сих пор отлично продаются. Opium – тоже не новинка: это детище Youth Dew, которому уже почти тридцать лет, этот аромат немного напоминает Cinnabar. Понюхайте все три марки, и сами убедитесь.
– Значит, если пользоваться вашей музыкальной метафорой, новый аромат – это зачастую вариация той или иной известной темы?
Она кивнула.
– Вы сами пользуетесь духами?
– На работе – нет. Я провожу много экспериментов. И пропитываюсь теми ароматами, с которыми работаю. Мне нравится следить за реакцией людей на эти ароматы. Посторонние – хорошие судьи. Работая над одним ароматом, я шла по Пятьдесят седьмой улице, и за мной увязался пьяный. Я испугалась и побежала, а он сказал: «Леди, не бойтесь. Духи у вас больно хороши. Я на запах пошел». Аромат оказался выигрышным.
– Люди пользуются духами с начала времен. Не кажется ли вам это странным? Наносить на тело цветы, фрукты и выделения животных? Почему мы так поступаем?
– Ах, – сказала София, пошевелив пальцами, будто выпускала дюжину бабочек, – когда я в первый раз увидела «Гернику»
Один из наиболее трогательных случаев, – неожиданно сказала моя собеседница, – произошел со мной, когда я сделала один бытовой продукт – ароматизатор для стирального порошка. Я шла по улице, а рядом со мною две пожилые леди покупали газету. Я обратилась к ним: «О леди, вы стираете одежду тем-то и тем-то». – «Откуда вы знаете?» – удивились они. Эти дамы были счастливы, и я тоже, поскольку они не могли позволить себе духи за две-три сотни долларов, но могли купить стиральный порошок, и радовались, что он приятно пахнет. Я же обрадовалась тому, что соприкоснулась с той частью человечества, которая никогда не сможет купить духи вроде тех, какие вы только что нюхали.
– Какое же счастье жить вот так, создавая ароматы, позволяющие женщинам повышать свою самооценку.
– В нашей работе бывают и весьма тяжелые часы. Жизнь парфюмера – вовсе не пикник. Она совсем не такая, как хотелось бы. В старое доброе время среди парфюмеров встречались «вольные художники». Знаменитый парфюмер делал один аромат за три-четыре года и не знал никаких ограничений – ни по цене, ни по срокам работы. Можно было проводить два-три эксперимента в день на протяжении, допустим, недели, а потом в буквальном смысле жить с ним, ходить с этим ароматом несколько недель – и никто не торопит. Ну а сейчас все до крайности коммерциализировано. Хочешь делать то, что принесет тебе имя, а компании деньги, – делай быстро. А духи нельзя сделать за ночь. У всех парфюмеров есть малые аккорды, которые они за десять лет практики не использовали, но хранили в памяти. И кто-то говорит: мне нужен цветочный аромат; помню, такой у меня был десять лет назад. Но он должен быть новым. Только дурак станет продавать копию. Плагиат (даже самоповтор) недопустим. Нужно начинать с нуля. Но существуют аккорды, к которым можно обращаться в каждой теме – своего рода стандартные блоки. Я составляю где-то от пятисот до семисот формул в год. Может быть, из этого выйдет лишь два промышленных сорта, но это вовсе не значит, что все семьсот формул неудачны.
– У вас не разрывается сердце, если потребитель не принимает созданную вами формулу, которая по-настоящему нравится вам?
Она закатила глаза, ее лицо посуровело.
– Конечно, такое бывает. Я всегда стараюсь со временем использовать эти формулы, так что они не пропадают впустую. Нужно верить в свои ароматы, не сомневаться в том, что они займут должное место, что рано или поздно это обязательно случится. Я очень настойчива. Я постоянно возвращаюсь к своим наработкам, переосмысливаю их.
Вот, к примеру, моя совсем свежая работа. Сказать, как она называется, я вам не могу, но это эксперимент. И пользоваться этим ароматом – тоже эксперимент. Мне изделие очень нравится. Главный аккорд аромата появился довольно давно из аккорда, который я назвала cleavage – «декольте»; у меня много таких названий, которые я для себя даю тому или иному продукту – например, «безголовый», «бездонный». А «декольте» для меня пахнет, как кожа юной женщины здесь. – Она указала рукой на область между шеей и верхом груди. – В этом аккорде есть нечто чувственное и сенсационное.
Взяв длинную полоску бумаги для образцов, она обмакнула кончик в янтарный флакон, заполненный маслом, и вручила мне. Я легкими взмахами руки подогнала аромат к носу, и на меня хлынул аромат цветочного шербета. Запах был юным, девическим, невинным и ассоциировался с блузкой в оборочку и кожей с чуть заметными веснушками.
– Это очень простой, но довольно неоднозначный запах. Он косвенным образом говорит: «Обними меня». В нем есть сексуальная нота, которую обожают мужчины. – Она дала мне другую пробу – свежее и чуть живее. – А вот какими будут, собственно, духи. Первый образец, масло, – это скелет. А это – результат. Состав из первой бутылки прошел длинный путь до итогового продукта – духов. Они в основном цветочные, но чем больше их нюхаешь, тем нежнее становится запах.