Всей нечисти Нечисть...
Шрифт:
– - Довели!
– - подытожил Борзеевич.
– - Это все мы натворили? У меня такие богатства!
– - Манька покосилась в сторону места, куда спрятали кувшин с нарядами и украшениями.
– - Не верю, понимаешь?
– - Жить надо так, чтобы потом не было мучительно обидно, что жизнь прошла мимо.
– - Ты думаешь, они как-то по-другому жили?
– - она с мрачным видом наступила ногой на камень, опершись на посох, сумрачно взглянув на стаю внизу, которая готовилась к броску.
– - Скакали себе в ночи... И знать не знали, что от болезни есть лекарство...
– - Скачи, скачи --
– - Борзеевич отложил в сторону стрелы, чтобы они не мешались под ногами и не бросались в глаза, но так, чтобы их сразу можно было достать. По три десятку стрел оставили в колчанах, перекинув луки через шею и руку, на случай, если придется снова бежать.
Оборотни, заметив, что стрелы не летят, оживились...
Манька зачерпнула кружку живой воды и выпила залпом. Выпила еще одну, передала кружку Борзеевичу. Тот тоже выпил залпом две кружки. Кувшин оттащили в сторону. Гордо встав на скале, удерживая в одной руке меч, в другой посох, она грозно взглянула на врага внизу, и тут же присела за валун. Двое или трое оборотней палили из огнестрельного оружия очередями, прячась за камнями.
– - Если я сейчас погибну, я не прощу себе никогда, что ни примерила...
– - она кивнула в сторону кувшина, который остался в земле.
– - Что-то я косенькую с косонькой не вижу, может, пронесет?
– - спросил Борзеевич надтреснутым голосом. Оборотней оставалось еще сотни три.
– - А вдруг и мне чего-то оставили, просто мы не разглядели?
– - предположил он, проследив за Манькиным взглядом.
– - Тебе, Борзеевич, меч оставили!
– - напомнила она, пристыдив его.
– - Что это ты задумала?
– - Подпускаем, рубим, подпускаем, рубим... Я отсеку двоих огнем, один тебе, второй мне...
Оборотни поднимались по ступеням. Пройти в другом месте оборотни не могли. Слева и справа от ступеней стены на вершину были гладкие и высокие, чуть выдвинутые вперед. Они надежно защищали вершину на многие мили. Все горы, по которым они прошли, с одной стороны имели такую защиту, кроме девятой, она была защищена со всех сторон. На первой и второй вершине защита была завуалирована, подняться там можно было во многих местах, но чем дальше, тем защита становилась надежнее. Манька посмотрела вдаль. Седьмая горная гряда была чуть ниже, но закрывала все остальные горы, которые остались за нею. А за спиной открылась девятая гора --самая высокая. Даже отсюда, с вершины восьмой горы, девятая терялась где-то в вышине. Слева и справа ее огибали огненные реки, а сама девятая горная гряда дымилась и извергала огонь и серу.
Интересно, что Дьявол прятал на Вершине Мира? Не одну же стелу, в самом деле, со своей подписью!
Манька направила посох на ощерившихся зверей и пальнула огнем.
Оборотни живого огня не ждали -- началось замешательство. Прямое попадание огня выжигало в их теле дыры -- злой оборотень начинал обратную трансформацию. Полузверь-получеловек покатился по земле, вырывая свою плоть.
– - А говорил, только зеркало!
– - весело воскликнула Манька, поливая оборотней огнем. Сразу стало легче. Огонь ничем не уступал огнестрельному оружию и стрелял значительно точнее, в отличие от пуль, направленных на нее и Борзеевича, которые почему-то летели мимо, меняя
Сразу три оборотня вырвались из начавшейся свалки, бросившись вперед -- и первыми стали жертвами мечей. Манька и Борзеевич осмелели. Борзеевич кинул в оборотней горстью гороха. Манька оглушила еще одного оборотня посохом, проткнув острыми рожками, снова добавила огня, на ходу срубив голову второму. Двое крутились и рвали себя у ног Борзеевича.
Пропустили еще четырех оборотней, отсекая огнем остальных.
Один успел скребнуть лапой, вцепившись зубами в ногу Борзеевича, и сразу челюсти остались без тела. Хватка у оборотней была мертвая, Борзеевич разжал зубы ножом, стряхнув голову, которая уже трансформировалась в человеческую.
Решили больше не рисковать, подпуская по одному, по два...
Поняв, что стрелы больше не летят в их сторону, и воинов всего двое, замешательство оборотней сменилось ликованием. Грянул добрый хор воющих зверей, похожий на дружное "ура!" Задние напирали на передних, те проталкивались вперед и попадали под огонь и мечи. Борзеевич теперь чаше бросал горох далеко в толпу, чем рубил головы. Многие оборотни сразу после этого пытались вести себя благоразумно, выбирались из общей свалки, пропуская вперед всех желающих. Но сзади оборотней подгоняли вожаки.
Кровь лилась по ступеням рекой, мертвые тела заслонили проход. И порой из-за груды тел оборотни выскакивали неожиданно, а иногда пробираясь по телам своих, скатываясь с ними вниз.
Заметив, что оборотней осталось сотни две, Манька и Борзеевич снова достали стрелы. Серебро не оставляло раненных. И когда последний оборотень скатился вниз, Манька и Борзеевич переглянулись. Они были в крови, выглядели взлохмаченными и изможденными, но не сломленными. И будто по команде начали хихикать, негромко, но постепенно смех становился звонче, оба упали, схватившись за животы.
На небе зажглись первые звезды.
– - Бурные аплодисменты!
– - сказал Дьявол спокойно, будто ничего не происходило за эти три последних дня, словно не они усеяли склон горы трупами. И не удержался, улыбнувшись во весь рот, обнажив ровные и острые, как у вампира зубы, протягивая им руку и помогая подняться.
– - Ладно, учту на будущее, что полторы тысячи оборотней вас тоже не напугали. Можете законно любоваться своими горами! Хоть в шелковых шароварах, хоть в атласных, хоть голые, увешенные всеми украшениями, какие найдутся в кувшине...
– - Жалко дракона нет!
– - разочарованно сказала Манька, разглядывая, во что превратился ее плащ, забрызганный нечистотами и грязью.
– - А то бы помылись.
– - А, это...
– - Дьявол устало махнул рукой.
– - Он стирке не подлежит. К утру сам себя постирает. Он просто пока не умеет на ходу ...
– - Надо это...место найти, чтобы выспаться. Хорошо защищенное. А то вдруг еще какая-нибудь тварь внизу бродит.
– - Да вроде все, я их поголовно посчитал, -- Дьявол окинул взглядом поле боя.
– - Один разве что, но он умнее других, он в эту свару с самого начала не лез.