Всходы ветра (Башня ярости - 2, Хроники Арции - 5)

Камша Вера Викторовна

Узнав о смерти братьев и заточении матери, Нора упала в обморок, и сестра Мария не терпящим возражений юном выставила из спальни королевы посторонних. Нора, подурневшая и жалкая, рыдала, сжавшись в комок, она принадлежала к той породе блондинок, которым плакать не следует, покрасневшее, распухшее лицо и заложенный нос ее не красили, а бессвязные слова, вырывающиеся между всхлипами, могли отправить молодую женщину вслед за матерью.

Королева рыдала, а принцесса Маргарита слушала, стараясь не пропустить ни одного слова. Нора во всех своих несчастьях винила дядю-горбуна, отказавшегося на ней жениться. Если бы он согласился, мать бы никогда не выдала ее за Пьера, он бы не стал королем и все были бы живы и свободны. А Александр ее

не захотел... Про себя Мария решила, что брат отца был прав, не женившись на такой плаксе, впрочем, ей до этого дела не было. Она выполнила приказание Ее Иносенсии - Элеонора глупа и слабовольна, в отсутствие матери она вцепится в наперсницу, что и требовалось доказать. И все равно королева Арции не должна быть такой! Смотря на перепуганную гусыню, Маргарита Тагэре представляла на ее месте себя. Какой бы она была королевой! Пусть женщина не может занимать престол, но она может править! Была же Иволга, свергнувшая мужа и влюбившая в себя всех нобилей королевства, а чем она хуже оргондской бесприданницы?!

Мария знала, что делает, вступая в орден. Тогда на троне сидел отец со своей шлюхой, они с матерью были забыты. Девушке пришлось выбирать между убогим замужеством, еще более убогим девичеством и Церковью, где умом и решительностью можно добиться многого. В своем решении Маргарита усомнилась, лишь попав ко двору. Она была Тагэре, ее местом был дворец Анхеля, а не обитель. Даже Рубины Ее Иносенсии, и те потеряли половину своего блеска в лучах короны. Будь у Маргариты магические таланты, она могла бы за них побороться, но Анастазия потому ее и приблизила, что не опасалась соперничества. Предстоятельницей может быть лишь женщина, сведущая в орденской магии, самое большее, на что может рассчитывать сестра Мария, - ожерелье бланкиссимы, но теперь этого было мало!

Наперсница королевы была со всеми мила, спокойна и холодна, как горный снег, и никто не знал, как она ненавидела тех, кто занял ее место. Но из ненависти меч не скуешь. Мария честно исполняла поручения Анастазии, но мысль о собственной игре, сначала смутная и неясная, затягивала, как водоворот. С Элеонорой все было ясно, и Маргарита повернулась к Пьеру. Он был отвратителен, этот слизняк с редкими серыми волосиками и нездоровой кожей, но умен. Пьер был жаден, труслив, мнителен, он никому не доверял, но он сумел за несколько месяцев подмять под себя страну, которая его презирала и ненавидела. Конечно, ему помогли, но воли и ловкости коронованному крысенку не занимать. Мария следила за Пьером со странной смесью брезгливости и восхищения, с каждым днем укрепляясь в мысли, что из него выйдет отличный союзник против сильных покровителей. Наперсница королевы подозревала, что Пьеру не по душе быть марионеткой в руках Ифраны, Церкви и Ее Иносенсии, но обойтись без Анастазии он не может.

Свалив убийство детей Филиппа на Александра, Предстоятельница намертво привязала Тартю к себе. Это была не просто помощь - королю доходчиво объяснили, что с ним станет в случае непослушания. Его разорвут в клочки его же подданные как убийцу, бастарда и узурпатора, и все будет чисто, ибо он таковым и является. Заставить арцийцев разлюбить горбуна было трудно, помочь им вспомнить о ненависти к тому, кого они раньше терпеть не могли, легче легкого.

Во время представления Мария сидела в королевской ложе, но смотрела не на сцену, а на королевскую чету. Им обоим было страшно, королю и королеве, но по-разному. Элеонора боялась мужа, муж боялся будущего. Он был в руках циалианок и знал это, а нужно, чтобы в наперснице жены он увидел возможность вырваться из-под опеки. Конечно, в такой игре недолго и голову сломать, но это лучше, чем ходить с опущенными глазами за незаконной сестрой и доносить, доносить, доносить...

Оставалось решить, как и с чего начать. Пьер не из тех, с кем можно говорить с пустыми руками, нужно какое-то оружие и какое-то лакомство, чтобы он увидел ее силу и понял, что она на его стороне. Способ

был, древний и безотказный, но слишком отвратительный. К мужчинам Марию никогда особенно не тянуло, но представить себя в объятиях Пьера... Нет, тут нужно что-то другое, но другое не придумывалось, а потом с севера стали поступать странные вести.

Пиесы господина Перше на жителей Тагэре, Эстре и Мальвани не подействовали, напротив, оттуда в Среднюю Арцию заползла похабная песенка, сводившая на нет усилия актеров и драматургов. Кто бы ни был неизвестный сочинитель - гениальным шалопаем, опытным магом или и тем и другим, - но его выдумка напрочь разрушала магию сказки о горбатом убийце и обращала злость и негодование зрителей на исполнителей и короля.

В Мунт непозволительные вирши прислал один антонианец. На первый взгляд, в них не было ничего особенного - обычная уличная похабень из тех, что распевают подвыпившие студиозусы. Марии песню показала Ее Иносенсия.

– Что ты думаешь об этом?

– Ничего, - честно призналась наперсница Ее Величества, - этот поэт вряд ли будет великим.

– Он уже велик, так как сочинил песню, разошедшуюся по всему северу, если не по всей стране. Многие пишут лучше и достигают меньшего. Ты знаешь, как все происходит? Труппа дает представление, все идет прекрасно, пока кто-то не начнет орать про крапиву. В итоге на сцену летят тухлые яйца, а все обнимаются и поют. Это магия, осознанная или нет, но магия. Кто-то идет по следу наших актеров и мешает им. На севере творятся странные дела, Мария.

– Может быть, дело в том, что те провинции всегда были на стороне Тагэре?

– Это объясняет все или не объясняет ничего. Как себя чувствует малышка Нора?

– Плохо, ей тяжело дается беременность.

– Пьер ей еще не изменяет?

– Нет, хотя глаза у него голодные.

– Он родился голодным, - на лице Анастазии возникло брезгливое выражение, - и трусливым. Первый раз изменить жене сложно, потом пойдет как по маслу. Я должна знать, кто будут его любовницы. И кто будет любовником королевы.

– Ее Иносенсия ошибается, Нора слишком труслива.

– Трусливые женщины - очень легкая добыча. Другое дело, что во дворце не осталось мужчин, разве что гвардейцы. Ты попала не к самому веселому двору, дитя мое.

– Я должна веселиться?

– Если ты захочешь приблизить к себе какого-нибудь рыцаря, я возражать не буду. Любовь мешает и магии, и политике, только если она чрезмерна. Но я должна знать, кем будет твой друг.

– У меня нет друга.

– Я знаю, - очи Ее Иносенсии были холодны и равнодушны, - я говорю о том, кто будет, а он будет. Рано или поздно. И его, моя дорогая, не должны звать ни Его Величеством Пьером, ни Его Высокопреосвященством Клавдием, ни Его Преосвященством Илларионом. Остальные к твоим услугам.

НЭО РАМИЭРЛЬ

На двух лицах и одной почти что морде был написан вопрос: "Что Он тебе сказал?", но Аддари и Норгэрель молчали, не желая торопить друга, а лльяма говорить еще не научилась. Нэо тряхнул головой, приводя в порядок мысли, и усмехнулся, вспомнив привычку Рене. Адмирал, решившись на очередную безумную выходку, ведущую к победе или погибели, всегда рывком отбрасывал назад волосы. Знал бы Рене, куда ведет его невероятная звезда и до чего ему остался лишь шаг...

Лльяма не выдержала первой и сиганула на грудь хозяину, едва не сбив того с ног. Нэо засмеялся и потрепал сверкающий синий загривок.

– Скоро мы увидим отвратительное место, Волчонка.

Огневушка не возражала - отвратительное так отвратительное. Где наша не пропадала! Порождение Тьмы предприняло еще одну попытку обнять эльфа, но Рамиэрль вовремя увернулся.

– Сидеть, Волчонка! Сидеть! Аддари, Норгэрель! Вам лучше остаться здесь. Это не так уж и плохо, Фэрриэнн достоин того, чтобы ему служить...

– А ты?

– Мы с Волчонкой попробуем прорваться.

– Почему ты не хочешь, чтобы мы шли вместе?