Всколыхнувший мир
Шрифт:
Любое животное и растение за короткий срок могло заполнить своим потомством весь земной шар, - если бы не мешала борьба за существование, пищу и место под Солнцем. В такой вечной битве происходит естеетвенный отбор наиболее приспособленных форм. Это-то и служит движущей силой преобразования видов, их эволюции. Об этой борьбе и напомнила Дарвину книга Мальтуса. Удивительный случай, когда ложная идея помогла рождению правильной теории разоблачив в то же время свою ошибочность и убивая себя.
Френсис Дарвин, публикуя рабочие записи отца, совершенно справедливо заметил, что, конечно, рано или поздно великий натуралист пришел бы к тем же выводам и без воздействия вздорных выдумок Мальтуса. Когда топливо
Такой искрой просто стали слова «борьба за существование». Вполне возможно, роль искры могли бы сыграть, всплыв из глубин памяти Дарвина, знакомые с детства стихи деда:
Свирепый волк с кормящею волчат Волчицею - гроза невинных стад; Орел, стремясь из-под небес стрелою, Грозит голубке слабой смертью злою; Голубка ж, как овца, опять должна, Кормясь, губить ростки и семена...В томике Ляйелля, с которым он не расставался во время плаванья и теперь перечитывал снова, Дарвина наверняка должно было заинтересовать так созвучное его размышлениям наблюдение знаменитого швейцарского ботаника Декандоля: «Все растения данной местности... находятся в состоянии войны друг с другом. Те, что случайно первыми обосновались в определенной местности, имеют тенденцию, уже хотя бы по той причине, что пространство занято ими, вытеснять другие виды...»
Конечно, это относилось и к животным. Дарвин много раз мог в том убедиться за время долгого путешествия.
Так или иначе, по свидетельству самого Дарвина, в конце 1838 года у него уже в общих чертах сложилось учение о происхождении видов путем естественного отбора. Но обнародует он свои идеи лишь через двадцать лет! Пока же он их даже не записывает сколько-нибудь подробно. («Теперь наконец я обладал теорией, при помощи которой можно было работать, но я так сильно стремился избежать всякого предубеждения, что решил в течение некоторого времени не составлять в письменной форме даже самого краткого очерка ее».)
И еще одна очень важная мысль приходит ему в это время в голову, и он записывает ее в заветную тетрадь: «Если мы позволим себе увлечься догадками, то животные - наши собратья по боли, болезни, смерти, страданию и чувству голода, наши рабы в выполнении самых тяжелых работ, наши товарищи в забавах, - могут вместе с нами происходить от одного общего предка, все мы можем быть связаны воедино».
Однако, как ни занимали его эти главные мысли, Дарвин хотел высказаться и по другим вопросам. Прервав работу над теорией происхождения коралловых рифов, вызвавшей такое одобрение Ляйелля, он вдруг делает доклад в Геологическом обществе на совершенно неожиданную тему: «Об образовании перегноя при содействии дождевых червей». Поистине, нужна была гениальность Дарвина, чтобы должным образом оценить великую преобразующую рель незаметных и неприглядных на вид обитателей почвы. А он увлечется ими на всю жизнь.
В это же время среди истрепанных походных записных книжек и деловых бумаг на его рабочем столе появилась какая-то странная таблица. Сверху на большом листе бумаги было написано: «Вот в чем вопрос». Ниже лист был аккуратно разделен пополам. Слева написано: «Жениться», справа: «Не жениться».
Содержание этой «научной работы» было несколько необычным. В левой графе он своим мелким, неразборчивым
Но зато возможность свободно ходить, куда захочется... Быть может, моя жена не будет любить Лондон; тогда я буду осужден на ссылку в деревню и на деградацию с превращением в ленивого, праздного дурака».
Достоинства женитьбы все же явно перевешивали: «Бог мой, невыносимо думать, что всю жизнь проведешь подобно бесполой пчеле, работая, работая, и в конце концов ничего... Только представить себе: милая, нежная жена на диване, огонь в камине, и книги, и, быть может, музыка... Жениться, жениться, жениться. Q. E. D» [5] .
5
Quod erat demonstrandum - что и требовалось доказать
На обороте листа он все еще продолжал себя убеждать: «Итак, доказано, что необходимо жениться. Когда же - тотчас же или позже?.. Затем, как я смогу управляться со всеми моими делами, если буду вынужден ежедневно гулять с женой?
– Увы! Я никогда не изучу французского языка - и не побываю на континенте (т.е. в Европе) - и не поеду в Америку - и не подымусь на воздушном шаре - и не предприму одинокой прогулки по Уэльсу, - бедный раб, тебе будет хуже, чем негру.
– И затем ужасная бедность (разве что твоя жена будет добрее ангела...) - Пустяки, мой мальчик! Не унывай, уповай на случай - пристально посмотри вокруг себя - есть много счастливых рабов...»
Конечно, забавно, что даже к своей женитьбе Дарвин подошел, так сказать, «по-научному». Но это характерно для него!
Коль человек начинает составлять подобные балансы, время для этого настало. А где искать себе супругу, Чарлз прекрасно знал, никаких затруднений тут не возникало. Уже стало семейной традицией, что Дарвины брали себе жен или мужей только из семьи Веджвудов. Так что к своей суженой — Эмме Веджвуд Чарлз присматривался, признаться, уже давненько: когда в юности охотился в поместье дяди Джоса, а вечерами умиленно слушал, как музицируют очаровательные кузины, и даже в порыве чувств иногда сам садился за пианино. Это с его-то слухом, а точнее, полным отсутствием музыкального слуха! Будущая жена оценила его музыкальный талант коротко, но убийственно: «Он играет как сумасшедший». Впрочем, это ни в малейшей степени не помешало их счастью. Уже в глубокой старости Дарвин напишет: «Меня изумляет то исключительное счастье, что она, человек, стоящий неизмеримо выше меня по своим нравственным качествам, согласилась стать моей женой».
Они поженились и стали устраивать семейные обеды для ученых коллег. Дарвин входил во вкус семейной жизни, хотя иногда по утрам, разбирая за завтраком почту, с недоумением спрашивал:
– А это письмо кому? Кто такая «миссис Чарлз Дарвин»? О извини, дорогая!
Рождались дети - сын, потом дочь. Семья росла. Дарвину становилось все труднее уединяться для спокойной работы. Они решили купить небольшое поместье с кирпичным домом в три этажа возле деревни Даун, неподалеку от Лондона. Дом был уютный, просторный, а вокруг поля и луга, разделенные зарослями живых изгородей. В этом доме Дарвин проведет всю оставшуюся жизнь, лишь изредка выезжая в Лондон и на лечебные воды - в тишине и покое, в резком контрасте с путешествием на «Бигле».