Вслед за радугой
Шрифт:
Но вместо дежурного навстречу неожиданно вышла Марисса. Последний раз Арон видел её в объятьях двух красивых мальчишек-островитян, уводивших корабельного врача в квартал удовольствий: та выглядела довольной, как кошка в предвкушении миски со сливками. Ещё и помахала ему с неким злорадством: ты, мол, беги по своим неотложным делам, а у меня тут кое-что поважнее намечается! Помнится, он ещё искренне позавидовал, не особо анализируя кому: то ли Мариссе, то ли самим островитянам.
– Ты что-то рано вернулась!
Женщина широко зевнула и впрямь, как кошка: подняв голову, изогнувшись-потянувшись всем своим крепким телом.
– А
Арон невольно хмыкнул: на его «Гончей» ни роскоши, ни уюта сроду не водилось. Вот ещё одна бродяжья душа, для которой дворцы местных царьков и дома зажиточного Круга Серебра всегда слишком громоздки, нелепы. Чужие.
– А ты, я смотрю, – продолжила Марисса всё тем же легкомысленным тоном, – никакого удовольствия от Таричеса в этот раз не получил?
Тёмные её глаза внимательно вглядывались в его лицо: иногда Арон забывал, как проницательна эта шумная ехидная женщина.
– Что, не нашел его?
Притворяться больше не имело смысла: Альбатрос махнул рукой и уселся прямо на палубу. Увидел подсунутую под нос сигарету, издающую знакомый приторный аромат. Травка? Самое то сейчас. С силой затянувшись, придержал выдох и протянул хозяйке. Та выставила перед собой ладонь:
– Пропускаю. Рассказывай!
Для разгона он начал всё-таки с воришки. Врач с удовольствием похихикала над тем, как благодарная девчонка обокрала своего спасителя. К концу рассказа уже двое сидели бок о бок на тёплых досках палубы и заботливо передавали друг другу тлеющую сигарету.
– Вот так, – как бы ставя точку, Арон сделал последнюю длинную затяжку и отправил сигарету за борт. Оба машинально проводили глазами полёт стремительной звёздочки. Травка помогла, приглушила разочарование и злость от неудачи – как будто случилась она энное время назад. – Чего только невзначай не наслушаешься о нас, об алонкеях: ещё и Круг Обсидиана в кровососы записали!
Марисса вымолвила – крайне серьёзно:
– Очень советую не интересоваться, из чего делаются наши лекарства. Во-первых, не отвечу, во-вторых, вовсе лечиться перестанешь.
Арон внял совету – у него имелись более важные вопросы.
– Я уже на пристани прикидывал взять старика с собой, показать сильным врачам. Как думаешь, может вернуться память к больному трепетом?
– Навряд ли. Судя по признакам, этот твой… Ворчун пережил массивное кровоизлияние в мозг. И если ничего не изменилось за последний год, дальше будет только хуже.
– А на вашем Алом Трепете кто-то пытался работать с такими больными? Лечили или хотя бы улучшали состояние?
Женщина помедлила с ответом, показалось даже, что машинально нащупывает только что выброшенную травку. Не нашла и вздохнула.
– Пытались. И пытаются.
– И?
– Что – и? – уже раздражённо откликнулась Марисса: всегда нервничает, когда приходится говорить об Алом Трепете. Женщина покинула этот плавучий остров-госпиталь-лабораторию пару лет назад. Как Арон предполагал, не совсем добровольно: или из-за внутриполитических дрязг Круга Обсидиана, или вовсе удрала, натворив каких-то дел. Альбатрос никогда не лез «под шкуру» своему экипажу, предпочитая испытывать в деле. Немного рискованная тактика, но он ведь не агент Тихого Надзора или Ртути. –
Арон молчал, ругая себя за всколыхнувшуюся надежду. Корабельный врач не отступала, борясь со старухой-смертью кулаками, ногтями и зубами до самого последнего вздоха больного или раненого – а иногда и того дольше. Раз она говорит, что надежды нет…
– Так, – неожиданно деловито сказала Марисса, поднимаясь и протягивая ему руку, словно старику или тяжелобольному. – Вставай, капитан!
Потирая отсиженный зад, Арон поднялся. Врач решительно взяла его за уши, придвинув лицо вплотную, оглядела внимательно: раздвинула веки, оттянула нижнюю губу, зачем-то полезла в рот – зубы пересчитывать, что ли? Невнятно от исследующих пальцев он прокомментировал неожиданный осмотр:
– За три часа не подхватил ни чумы, ни лихорадки, ни проказы, ни любовных болезней…
– Оно и видно! – Марисса отпустила его, сообщила назидательно: – Мой вердикт: критический недостаток алкоголя в организме и общий недотрах, вызванный долгим плаваньем. Мой рецепт: как следует напиться и отодрать всё, что движется. Можно и что не движется.
Арон засмеялся:
– Обожаю твои рецепты! Они всегда так конкретны и понятны…
– Я бы помогла и с первым, и со вторым, но сейчас тебе лучше убраться с корабля, чтобы команда не увидела кислую морду своего капитана! Проваливай, и чтобы я тебя здесь как минимум сутки не видела! Да поживее!
Понукаемый покрикиваниями, подталкиваниями, а то и лёгкими пинками Арон «убрался» с собственной альбулы. Побрёл по пустынной тёмной пристани – Сохо уже ушла с небосклона, очередь Рохо ещё не наступила, на небесах лишь звёзды. Оглянулся на тёмный силуэт женщины, подсвеченный кормовым фонарём: та то ли помахала ему на прощание, то ли вообще кулаком погрозила. Арон глубоко вздохнул и подумал вслух:
– А почему бы и нет?
***
Сутки не сутки, но воротился он только к следующему вечеру. Вернувшаяся часть команды приветствовала капитана лениво, но искренне: были благодарны за недолгий, но очень редкий и дорогой отдых на Таричесе. Сейчас он наверняка выглядел таким же расслабленным и довольным. Хорошо, что о его поисках знают лишь врач и помощник: для других хаотичные метания по Таплису были обычной придурью… то есть свойством характера всех Альбатросов. Иначе бы его сейчас завалили вопросами и неуклюжим сочувствием.
Гаспар встретил Арона привычным бурчанием: поди собери всех к утру, может, придётся отплывать только с половиной команды, а всё потому что он, помощник, всегда не в курсе, что взбредёт в голову их капитану… Арон ответил так же привычно – похлопал по широкой спине, фальшиво посочувствовав невезению подчинённого: плавать с таким придурковатым командиром целых десять лет, это ж какой покладистый характер иметь надобно! Ну что ж, как говорится, большому кораблю – большие волны!
Улыбнулся критически оглядывающей его Мариссе и добрался, наконец, до своей каюты. Здесь царили сумерки, разбавляемые прощально заглядывающим в иллюминатор неярким закатным Номо. Арон залез в рундук, насвистывая, выбирал свежую одежду, критически разглядывая и откидывая её на крышку. Свист прервался, лишь когда он спокойно сказал в пространство: