Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
— Даже Орловского щенка трясти бессмысленно.
Расслышала и… Перед глазами на мгновение все померкло. Но как следует испугаться я не успела. Потому что в ни с того, ни с сего загудевшей голове неожиданно зазвучал голос Кирилла Андреевича:
«Только не молчи. Рассказывай всё по пунктам: что видишь, ощущаешь и так далее. Сможешь? Твой отец умеет».
Именно этого он потребовал, когда «тестировал» меня в номере «Империала», а я доказывала, что умею вспоминать ничуть не хуже своего отца.
Я распахнула глаза и в следующее
Сражаясь с ними, слышу настойчивый голос мамы и стремлюсь передать ее слова.
«Кому? — мысленно задаюсь вопросом и отвлекаюсь, — Кириллу Андреевичу? Кажется, его нет рядом…»
Чувствую, что он сейчас далеко. И ему не до меня. Это печалит настолько, что становится обидно до слёз. Почему-то остро ощущаю себя брошенной. Соленые капли жгут щеки и стекают к губам. Они мешают мне разглядеть маму и дедушку, которые стоят недалеко от меня и о чем-то разговаривают. Они меня не замечают. Отираю щеки рукавами чего-то плотного, мягкого, словно бархатного и удивляюсь, почему в такую жару на мне надето что-то теплое и такое толстенное. Похожее на пальто…
Впрочем, это сейчас не важно. Гораздо важнее услышать то, что говорит мама. Меня гложет острое предчувствие того, что сейчас я узнаю нечто, касающееся меня напрямую. Нечто, способное ранить в самое сердце.
«Папа, ты же знаешь, что случилось! — в висках стучит мамин голос. Я вторю ему — озвучиваю всё, что слышу. Как было велено: — Точно знаешь! Расскажи мне! Или я пойду к нему!»
«Пустая трата времени» — звучит голос деда.
Кажется, я уже слышала эту фразу… Совсем недавно.
«Не отвлекайся, Катя!» — устало приказываю себе.
Мама что-то говорит. Пропустила… Надо «отмотать» кадр чуть назад. Даю себе установку: «Я смогу! Это мое кино. Я им управляю!»
Получается. Прислушиваюсь.
«Почему? — спрашивает мама у дедушки: — Он скажет мне всё что знает».
«Рассчитываешь узнать через постель?»
Дедушка сердится. Очень. Не помню, чтобы он так сердился на меня. А на маму сердится.
«Прекрати! Я же дала тебе слово!»
«Мне —
«Что ты хочешь сказать?»
«Я слышу, как жужжат мысли в твоей голове, пока сидишь там! — Он вытягивает руку перед собой и указывает на что-то за окном. И продолжает говорить. Обвинять: — Под тем кустом роз. Именно ему ты уделяешь все свое внимание. Других даже не замечаешь».
«О чем ты, папа? Под каким-таким кустом я сижу?»
«Под тем, который он тебе презентовал!» — Дедушка продолжает сердиться. И делает ударение на слове «он».
«Ну и что? У них особый аромат. Притягивают», — оправдывается мама.
«Они или тот, кто подарил тебе рассаду?»
«Не мели чепухи! Все в прошлом. В конце концов я дала тебе слово!»
«Ты его не содержишь… Одна надежда на щенка Орловского! Надеюсь, я правильно всё просчитал, и он больше к тебе на пушечный выстрел не подойдет!»
«Не понимаю, о чем ты…»
«О том, что он слишком горд и не возьмёт объедки с чужого стола».
«С какого еще стола, папа?»
«Со стола твоего мужа!»
«Что? Ты сейчас обозвал меня объедками?!»
«Ты — блюдо Василия. Значит будешь стоять на его столе. Пожизненно. В конце концов семь лет назад сама сделала выбор».
«Да как ты можешь мне такое говорить!»
«А кто еще тебе скажет правду, дочь? Мать слишком деликатна. Твой муж слишком горд и молчалив. Орлов слишком молод и горяч. Одна надежда на то, что амбициозен и не будет рушить себе карьеру. Получается только мне и разгребать то дерьмо, в которое ты вляпалась».
«Выбирай выражения, папа!»
'С кем? Со профурсеткой, которая не может обуздать свои аппетиты даже ради дочери?!
«Причем тут Катя?!»
«Она при всем! Это главный человек в нашей семье! И я не позволю сломать ей жизнь. И заметь, я не снимаю вины с Василия. Виноват, раз не может держать жену в узде. Но Катерина! Она-то в чем провинилась? Почему в нее должны тыкать пальцем, как в дочь женщины с пониженной социальной ответственностью?»
«Не утрируй! Об этом известно только мне и ему».
«Раскрой глаза! О них уже известно и мне. И его отцу! Я не допущу, чтобы молва о тебе неслась и дальше. Выбрала мужа вот и расхлебывай».