Вспоминая Владимира Высоцкого

Высоцкий Владимир Семенович

Сколько ни вспоминаю бесед с Володей, никогда ни о ком он не говорил дурно. В крайнем случае — мягкая ирония. И не из осторожности, как у иных, а в силу врожденной интеллигентности, мудрости. Невольно напрашивается параллель: как беспощаден он в песнях, когда бичует стяжателей, бюрократов, склочников. Все те пороки, которые так ненавидел…

Быстрый, энергичный, он, как говорит его мать, Нина Максимовна, успевал сделать сто дел в день. Несмотря на огромную занятость, был неизменно внимателен ко всем нам.

…У его двоюродного брата Александра — свадьба. Прямо с аэродрома — он только что прилетел из Парижа — мчится с цветами поздравить.

…Страшный для нас всех период. Болезнь отца. Володя после каждой поездки, длительной или короткой,

у него в больнице. И не просто забегает проведать, отдавая дань уважения, а сидит часами. Подробно, нередко в лицах делится тем, что заинтересовало, что видел. Необыкновенная чуткость. Зная неуемный, деятельный характер дяди, привыкшего находиться в гуще жизни, он пытается как-то восполнить это своими рассказами. А рассказчик Володя был удивительный. Словно исчезала больничная обстановка, и мы бродили вместе с ним по Парижу, любовались экзотикой Таити. От души смеялись над забавными эпизодами, которые он умел так обыграть.

Прикованный к постели, измученный недугом, отец создает две новые повести. Над одной из них — «Горсть земли», посвященной героическому керченскому десанту, они задумывают совместную работу: к каждой главе Володя хочет предпослать свои будущие, специально написанные для этого стихи. Но они не успевают…

Мы бережно храним среди других напоминающих о нем вещей подаренную незадолго до папиной смерти пластинку «Алиса в стране чудес» с такой надписью: «Дорогому моему и единственному дяде и другу моему с глубочайшим уважением к его прошлому и настоящему от автора песен для детей».

Изольда Высоцкая

ТАК НАЧИНАЛСЯ ВЫСОЦКИЙ

Собирая по самым различным источникам материалы для сборника, неожиданно для себя обнаружил в пермской областной газете «Звезда» за 2 октября 1987 года любопытное интервью, которое взял корреспондент этой газеты А. Соколов у заслуженной артистки РСФСР, ведущей актрисы Нижнетагильского драматического театра Изольды Константиновны Высоцкой. Сразу привлекла внимание фамилия — Высоцкая. Семь вместе прожитых лет оставили многое в памяти. И воспоминания Изольды Высоцкой — это живой непосредственный рассказ о молодых годах Владимира Высоцкого, о том, как восходила его артистическая звезда, как начинался он сам и как становилось популярным его имя.

— Изольда Константиновна, давайте начнем нашу беседу с самого простого вопроса: как началось ваше знакомство с Высоцким?

— Мое знакомство с Володей (позвольте мне его так называть: для меня это более привычно) произошло самым естественным образом. В 1956 году я училась на третьем курсе театральной студии МХАТа. В качестве курсовой работы мы ставили «Гостиницу «Асторию» И. Штока. И руководитель нашего курса пригласил Володю Высоцкого на бессловесную роль — солдата с ружьем. Володя только-только появился в студии — до этого он полгода учился, по-моему, в строительном институте. Репетиций было много, на каждой присутствовал Володя. Был он приглашен, конечно, и на торжества после премьеры — на наши любимые посиделки, на которые собирались студенты и преподаватели. Одним словом, стал почти полноправным членом нашего курса.

А мое с ним знакомство, начавшееся во время работы над «Гостиницей «Асторией», переросло в дружбу, а кончилось тем, что в один прекрасный день взяли мы в общежитской комнате, где я жила, чемоданчик и Володя повел меня к себе домой, на Первую Мещанскую. Как в песне поется: «Познакомься — это моя жена». Было это осенью 1957 года. Володе было тогда 19 лет, а мне на год больше. Но получилось как-то все очень естественно и просто, без этих вопросов: почему, да не рано ли, зачем?

Правда, на Первой Мещанской мы прожили недолго. На следующий год, закончив студию МХАТа, я уехала работать в Киевский драматический театр, а Володя остался в Москве: ему нужно было заканчивать студию. Правда, виделись мы в этом году довольно часто — самолетом от Москвы до Киева лету немного.

Был еще телефон и почта. Так что, несмотря на разлуку, духовно мы в эти годы с Володей были очень близки.

— А потом он закончил студию МХАТа. И начались его первые шаги на профессиональной сцене.

— В студии МХАТа Володя был заметным студентом. То, что его уже на первом курсе пригласили играть в «Гостинице «Астория», пусть даже на роль без слов, говорит само за себя. Он был организатором и непременным участником многочисленных капустников, которые проводились в студии. На одном из них исполнял сразу две роли — Чаплина и Гитлера. Потом в этих ролях я видела его на сцене профессионального театра, и, вы знаете, мне показалось, что на студийной сцене они были более яркими, какими-то более острыми. Правда, может быть, это зависит от силы первого впечатления. Во всяком случае после окончания студии МХАТа Володя получил сразу несколько предложений от московских театров. Совершенно точно помню, что его брали в театр имени В. Маяковского. Но он ставил условие — я должна работать с ним вместе. К моему сожалению, театр имени В. Маяковского меня взять не мог: по своему амплуа я не подходила для него, а на вариант — он в Маяковском, а я в каком-то другом театре — он не соглашался. Потом нам предложили театр имени А. С. Пушкина. Но на просмотре я поссорилась с главным режиссером, и в труппу меня не приняли. Так вот и получилось, что у нас за семь лет супружеской жизни выпала одна зима, когда мы жили, как говорят, под одной крышей, в квартире на проспекте Мира. Я была свободной от работы и, наверное, поэтому тем больше переживала за первые шаги Володи на театральной сцене.

К сожалению, начало творческой биографии у него не сложилось. Главный режиссер предложил ему большую роль в спектакле «Свиные хвостики», но роль возрастную — герою, председателю колхоза, уже пятьдесят лет, а исполнителю только-только за двадцать. Уже это одно приводило Володю в недоумение и вызывало естественный страх перед ролью. А кроме того, главный режиссер сразу назначил на ту же роль другого актера, для которого она была ближе и по возрасту, и по характеру. В общем, Володя и не репетировал эту роль, хотя и выучил весь текст, в спектакле в ней так и не выступил. Выходил только в массовке. А если учесть, что и в следующем спектакле он был занят лишь в массовке, то можно себе представить, какая большая моральная травма это была для молодого актера, к тому же одаренного, и к чему она могла привести. И привела.

И до этого времени у нас было много интересных друзей, знакомых: кто-то из них писал пьесы, кто-то карти-ны, кто-то интересовался музыкой. Собирались мы часто, и порой до утра не затихали споры, какие-то веселые рассказы. Это были отнюдь не пьяные застолья: на столе могла до утра простоять непочатая бутылка вина — мы пьянели от радости творческого, человеческого общения.

А вот в театре после всех этих неурядиц у Володи начались срывы. Увольняли его не раз. Но у него была заступница — великая женщина и великая актриса, единственная женщина, к которой я по молодости ревновала Володю. Это — Фаина Григорьевна Раневская. Они обожали друг друга. И как только его увольняли, Фаина Григорьевна брала его за руку и вела к главному режиссеру. Видимо, она чувствовала в этом, тогда еще, по сути дела, мальчишке, который в те-атре-то ничего ие сделал, большой неординарный талант.

Володя и сам предпринимал шаги, чтобы расстаться с театром имени А. С. Пушкина. Когда я в 1961 году уехала работать в театр в Ростов-на-Дону, туда же решил перейти и Володя. Прислал туда документы и был даже назначен на роль в спектакле «Красные дьяволята», правда, не помню, на какую. Но в это же время он получил приглашение сниматься в кинофильме «713-й просит посадку» (это была уже вторая его работа в кино), а затем перешел в Театр на Таганке. Здесь он нашел и режиссера, который в него поверил, и коллектив единомышленников. Здесь, в этом театре, он состоялся и как исполнитель своих песен, и как поэт.