Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Шварценеггер Арнольд

Мы сняли студию и отрабатывали дебаты, сидя полукругом лицом к тому месту, где должны будут находиться зрители. Мы повторяли всё снова, снова и снова на протяжении трех дней. Я постоянно напоминал себе: не надо вдаваться в подробности. Будь обаятельным, будь остроумным. Пусть остальные выходят из себя. Пусть остальные говорят разные глупости.

Дебаты привлекли внимание средств массовой информации. Когда я приехал, вся стоянка уже была заполнена машинами. Казалось, здесь проводит свою домашнюю встречу баскетбольный клуб «Лос-Анджелес лейкерс». Перед студией собралось целое море микроавтобусов съемочных групп, спутниковые станции японских, французских и английских телеканалов, а также всех ведущих сетей американского телевидения. При виде того, какое

внимание привлечено к этому событию, мне стало не по себе.

Мы расселись на сцене. Нам не разрешили пользоваться подготовленными записями. За шестьдесят секунд до начала я мысленно перебрал все ключевые моменты. «Здравоохранение — что вы собираетесь менять?» — спросил я у себя. Но внезапно оказалось, что я абсолютно ничего не помню о здравоохранении! «Ладно, — подумал я, — перейдем к вопросу пенсионной реформы». Однако у меня в голове было пусто. Мой мозг застыл. Подобный ступор я раза два ощущал в кино, но такое случалось крайне редко. И в кино всегда можно попросить подсказать твою реплику. К счастью, у меня оставалось чувство юмора. «Это будет любопытно», — подумал я.

Дебаты начались с того, что все кандидаты по очереди ответили на вопрос, нужны ли вообще досрочные выборы. Все согласились, что нужны, за исключением Бустаманте, который назвал саму идею их проведения «ужасной». В этом смысле его позиция была уязвимой: он выступал против досрочных выборов, однако в то же время проводил свою избирательную кампанию, «на всякий случай».

Очень быстро кандидаты стали «возбужденными» и «раздражительными», как это впоследствии было описано в прессе. Бустаманте не теряя времени обрушился на отсутствие у меня опыта, предваряя буквально каждую фразу, обращенную ко мне, словами: «Понимаю, вы, наверное, этого не знаете, но…» Однако подобная высокомерная снисходительность сыграла с ним злую шутку, поскольку настроила всех против него, а также дала мне возможность показать, что на самом деле я разбираюсь во всех проблемах. Это произвело впечатление, как и мое остроумие. Когда становилось совсем горячо и все принимались орать друг на друга, я отмачивал какую-нибудь хохму, и зрители взрывались хохотом.

Пару раз мы с Арианной хорошенько сцепились друг с другом. В какой-то момент она объяснила бюджетный кризис прорехами в налоговом законодательстве и неприкосновенностью крупных корпораций. Я сказал: «Арианна, о чем вы говорите? Это вы используете такие огромные прорехи в налоговом законодательстве, что я могу проехать в них на своем „Хаммере“».

Опросы, проведенные на следующий день, показали, что я стал лидером. Мой рейтинг подскочил с 28 до 38 процентов, в то время как у Бустаманте он опустился с 32 процентов до 26.

Однако даже несмотря на то, что основными соперниками были мы с Бустаманте, средства массовой информации сосредоточились на противостоянии меня и Арианны. В какой-то момент, когда кандидаты обсуждали бюджет штата, она пожаловалась на то, что я ее постоянно перебиваю, и объявила меня женоненавистником. «Вот как он обращается с женщинами, — заявила Арианна. — Всем это известно. Однако сейчас мы это не потерпим!»

Я насмешливо ответил: «Я только что понял, что у меня есть для вас идеальная роль в четвертом „Терминаторе“», подразумевая то, что она смогла бы сыграть роль свирепого Терминатора-женщины. Однако Арианна восприняла это как оскорбление и на следующий день заявила журналистам, что женщины возмущены этим высказыванием. «Полагаю, своими необдуманными словами он окончательно подорвал доверие со стороны избирателей-женщин, что и так уже было его слабым местом», — сказала она.

Арианна старалась привлечь внимание к обвинениям в плохом поведении, звучавшим в мой адрес в различные периоды моей жизни. На следующей неделе, всего за пять дней до выборов, эти обвинения стали центральной темой расследования, опубликованного в «Лос-Анджелес таймс»: «Женщины обвиняют Шварценеггера в том, что он их тискал и унижал». Мои советники были вне себя от ярости: по-видимому, в политике существует какое-то неписаное правило не публиковать

подобные материалы за неделю до окончания избирательной кампании. Однако я включился в губернаторскую гонку, будучи готовым принимать на себя огонь. Как я сказал Джею Лино в тот вечер, когда объявил о своем участии в выборах: «Будут говорить о том, что у меня нет опыта, что я бабник, что я жуткий человек, и вообще мне припомнят все грехи… но я хочу очистить Сакраменто». Я не преподносил себя как затворника, который превыше всего ставит моральные устои. Как только я объявил о своем решении, «Лос-Анджелес таймс» отрядила команду журналистов собирать на меня компромат. Кое-какие материалы уже были опубликованы, в том числе статьи о нацистском прошлом моего отца и о том, что я во времена занятия культуризмом принимал стероиды. Мое «правило большого пальца» относительно порочащих обвинений гласит, что если обвинение ложное, нужно яростно сражаться, добиваясь опровержения, а если оно соответствует правде, следует признать все и, если так будет лучше, извиниться. Так что когда появились предыдущие материалы, я, как это уже бывало прежде, признал то, что в молодости применял стероиды, и что, взаимодействуя с центром Симона Визенталя, разыскал новые документы относительно прошлого своего отца.

Обвинения в домогательствах не соответствовали действительности. Однако даже так я порой действительно вел себя неподобающим образом и имел все основания извиниться за свое поведение. В первом своем выступлении на следующий день я сказал, обращаясь к толпе в Сан-Диего: «Многое из того, что обо мне говорят, не соответствует действительности. Но в то же время я всегда повторял, что нет дыма без огня. Да, в прошлом случалось, что я вел себя плохо. Да, действительно на съемках царят те еще нравы, и я совершал поступки, которые тогда мне казались забавными шутками, однако сейчас я понимаю, что оскорблял людей. И я хочу сказать всем тем, кого оскорбил, что я глубоко сожалею о случившемся и прошу у них прощения».

Сейчас, как и в прошлом, многие встали на мою защиту, и самым главным моим союзником стала Мария. Выступая в тот же день перед женским отделением Республиканской партии, она сказала, что осуждает политиков и журналистов, которые любят копаться в грязи. «Можно слушать весь этот негатив, можно слушать тех, кто в глаза не видел Арнольда или кто общался с ним в течение пяти секунд тридцать лет назад. А можно выслушать меня», — сказала Мария и поблагодарила меня за то, что у меня хватило мужества извиниться.

Как с самого начала показывали проводимые нами опросы общественного мнения, калифорнийских избирателей гораздо больше беспокоили другие темы, такие как экономика. Моя речь в Сан-Диего явилась завершением автобусного тура по штату. В то утро на митинг собрались три тысячи человек, на следующем мероприятии в районе Инлэнд-Эмпайр к востоку от Лос-Анджелеса нас ждали шесть тысяч, а в субботу утром во Фресно было больше восьми тысяч человек. Когда в воскресенье мы наконец въехали в Сакраменто, перед Капитолием штата столпились больше двадцати тысяч человек, встретивших нас восторженными криками и приветствиями. Остановившись на ступенях, я произнес пятиминутную речь. Затем оркестр заиграл туш, я взял в руки метлу, и защелкали фотоаппараты: Шварценеггер здесь, чтобы очистить дом. Все было пропитано энергетикой. Вот оно! Мы были готовы взяться за работу.

Вечером в день голосования я одевался, чтобы отправиться на прием. Я еще не знал результатов, поскольку было слишком рано, но я понимал, что мои шансы на победу очень высоки. Войдя в спальню, чтобы обуться, я услышал, как диктор Си-эн-эн говорит: «Теперь уже можно объявить, что выборы состоялись. И следующим губернатором будет Арнольд Шварценеггер». Я почувствовал, как у меня по щекам катятся слезы. Я не мог в это поверить. Я рассчитывал на успех, но когда я услышал официальное подтверждение, переданное по международной кабельной сети, — меня переполнили чувства. Я никогда даже представить себе не мог, что буду проходить мимо телевизора и услышу: «Шварценеггер — новый губернатор Калифорнии».