Вспышки

Макоули Пол Дж.

У ног бродяги стоял бумажный стаканчик для денег, и Фил, повинуясь влиянию минуты, засунул туда полдюжины банкнот, которые Эммет тут же вытащил обратно.

– Проваливай, - сердито сказал Эммет бродяге и потащил за собой Фила, словно тот уподобился мальчишке, заглядевшемуся на витрину кондитерского магазина.
– Ну, о чем ты только думаешь, - ворчал Эммет.

– Сейчас холодно, - ответил Фил.
– Человеку, который столько времени проводит под открытым небом, не помешала бы горячая пища.

– Он не человек, - возразил Эммет.
– Он бродяга - кусок дерьма. Конечно,

на улице холодно. Сейчас март. Посмотри на себя. Как ты одет? Ты же трясешься от холода.

Так и было. Но только дрожал он не от холода.

Март, думал Фил в приемной Овального кабинета. Весь мир пробуждается. Он дрожал, сидя в теплой, ярко освещенной приемной с двумя столами, сплошь уставленными телефонами. Эммет сплетничал с двумя собеседниками - Х.Р. Холдеманом и Эгилом Крогом. Эммет держал Холдемана за руку и что-то нашептывал ему в ухо; речь, вероятно, шла о менеджменте. Они все хорошо друг друга знают, подумал Фил. Интересно, какие дела привели Эммета в Вашингтон, округ Колумбия.

Наконец один из телефонов зазвонил, секретарша кивнула, и они вошли в Овальный кабинет (и в самом деле овальный). Президент, который в реальной жизни оказался меньше и "компактнее", чем по телевизору, вышел им навстречу из-за стола и одарил широкой улыбкой, однако его глаза устало скользнули в сторону, когда он вяло пожимал руку Филу.

– Вы написали замечательное письмо, - сказал президент.

– Я не уверен, - начал Фил, но президент, казалось, его не слышал.

– Да, замечательное письмо. Конечно, мы нуждаемся в таких людях, как вы, мистер Дик. Более того, мы гордимся людьми, способными говорить с нашей молодежью - это ведь очень важно, не так ли?
– Президент улыбнулся всем, кто находился в комнате, словно искал подтверждения.
– У вас огромный талант. Надеюсь, вы прихватили с собой одну из ваших книг?

Фил протянул "Голоса улиц" - издание библиотеки Франклина, переплетенное в зеленую кожу; на обложке, под названием, была воспроизведена золотом его подпись. Референт дал книгу Филу, как только они вошли в резиденцию, и теперь писатель вручил ее президенту, который взял книгу и принялся почтительно рассматривать.

– Вы должны ее подписать, - сказал президент и положил книгу, словно церемониальную жертву, на сверкающую поверхность стола, возле красного и белого телефонов.

– Я пришел, чтобы...
– вновь заговорил Фил, но Эммет шагнул вперед и прервал его:

– Конечно, он подпишет, сэр. Это большая честь.

Эммет вручил Филу ручку, и Фил поставил свой автограф, ощутив, как его вспотевшая рука оставляет на странице влажный след.

– Я пришел, сэр, чтобы сказать, что я хочу служить Америке, - продолжал Фил.
– Вчера меня посетило озарение, и я начинаю понимать, что оно значило.

Однако президент не слышал Фила. Он смотрел на него так, словно видел в первый раз. Наконец он заморгал и проговорил:

– Приятель, а вы довольно странно одеваетесь.

Фил надел свой любимый шерстяной пуловер в стиле Неру, золотую рубашку и пурпурные вельветовые брюки, которые почти скрывали песочного цвета замшевые ботинки. Наряд венчал купленный Эмметом в магазине

отеля галстук с пестрым рисунком, похожий на тот, что носил президент. Сейчас галстук душил Фила, словно петля.

– Вы одеваетесь довольно странно, - повторил президент.
– Наверное, это особенность всех писателей. Ну, я имел в виду некоторую своеобразность вашего внешнего вида.

Несколько мгновений усталые глаза президента пытались разыскать лицо Фила. Казалось, на самом дне кроткого взгляда что-то затаилось, как у заключенного, который всматривается в небо сквозь решетку темницы.

– Индивидуальный стиль, вы совершенно правы, - сказал Фил, увидев наконец возможность вернуться к своей теме. Теперь он должен сказать то главное, что выкристаллизовалось прошлой бессонной ночью.
– Индивидуализм, сэр, вот в чем дело, не так ли? Даже мужчины в строгих костюмах продолжают носить галстуки, чтобы показать: они все еще обладают малой толикой индивидуальности.
– Тут только он сообразил, что его галстук трудно отличить от галстука президента, но продолжал говорить: - Я начинаю понимать, что многое меняется в Америке, вот о чем я хотел бы с вами побеседовать...

– Вы хотите получить значок, - деловито прервал его Холдеман.
– Значок федерального агента. Не так ли? Значок, который поможет вам осуществить вашу компанию в защиту морали.

Эммет, Холдеман и Крог ухмыльнулись, словно вспомнили один и тот же анекдот.

– Значок не так уж и важен, - ответил Фил.
– Просто теперь я вижу, в чем ошибка.

– Я считаю, что мы вполне можем удовлетворить ваше желание, не правда ли, мистер президент?
– вновь перебил его Холдеман.
– Мы ведь дадим ему значок. Ну, вы понимаете, в качестве подарка.

Президент заморгал.

– Значок? Не знаю, есть ли у меня значок, но я могу поискать, безусловно...

– У вас нет значка, - твердо сказал Холдеман.

– У меня нет?
– Президенту пришлось наклониться, чтобы открыть ящик письменного стола, теперь он поднял взгляд и, моргая, посмотрел на Фила.

– Но мы закажем новый значок, - обещал Холдеман, а потом повернулся к Эммету и добавил: - Да, сделаем специальный заказ.

Они переглянулись. Фил не сомневался, что они обменялись между собой каким-то сигналом. В комнате было так жарко, что Филу показалось, будто его накрыли пуховой периной. К тому же во рту появился какой-то горький привкус, от которого першило в горле.

Холдеман сказал президенту:

– Вы помните идею относительно книги?

– Да, - кивнул президент.
– Идея, связанная с книгой.

Его глаза, казалось, мигали сами по себе, словно плохо отрегулированный механизм

– Замечательная идея, - подсказал Холдеман, словно укоряя упрямого или стеснительного ребенка, и у Фила появилось глубокое внутреннее убеждение, что человек, с которым он разговаривает, вовсе не президент.

Или президент, но давно превратившийся в фальшивку, оболочку, механическую куклу. "Та же самая метаморфоза происходила и со мной, подумал Фил, - пока не засиял очищающий белый свет. И если я не попытаюсь изменить свою жизнь, такой конец неизбежен".