Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны
Шрифт:
Генерал Бредли, сидя рядом со мной, заинтересованно расспрашивал, что это за ансамбль, откуда здесь, на фронте, эти артисты. Я сказал ему, что ансамбль состоит из наших солдат, прошедших вместе с войсками фронта большой боевой путь. Однако, как мне показалось, он отнесся к моему ответу без особого доверия. И зря, потому что большинство участников ансамбля начали войну солдатами, да и потом, когда уже был сформирован ансамбль, они много раз выступали в войсках первого эшелона, порой в условиях далеко небезопасных.
Бредли поблагодарил за концерт и после окончания объявил о решении правительства Соединенных Штатов наградить меня как командующего 1-м
Участники этой встречи, мои товарищи по фронту, с искренним одобрением отнеслись к награждению; они справедливо увидели в нем высокую оценку, данную нашими союзниками боевым делам войск 1-го Украинского фронта.
По окончании церемонии вручения награды мы вышли вместе с Бредли из особняка на свежий воздух, и там, в присутствии, надо сказать, достаточно широкой аудитории, собравшейся в связи в приездом американских гостей, я вручил генералу Бредли от имени воинов 1-го Украинского фронта Красное знамя как символ нашей боевой дружбы.
Я знал, что Бредли собирается подарить мне на память «виллис», доставленный из его ставки прямо на самолете. Со своей стороны, я тоже приготовил ему личный подарок: строевого коня, который следовал за мной всюду с лета 1943 года, когда я вступил в командование Степным фронтом. Это был красивый, хорошо выезженный донской жеребец. Я и подарил его со всей экипировкой генералу Бредли.
Мне показалось, что генерал был искренне рад этому подарку. Приняв коня, он, в свою очередь, подарил мне легковую машину «виллис» с надписью: «Командующему Первой Украинской группы армий от солдат американских войск 12-й группы армий» — и вместе с «виллисом» вручил мне американское знамя и американский автомат.
А через несколько дней мне пришлось выехать с ответным визитом в ставку Бредли…
До Торгау мы ехали на своих машинах. Там нас встретили старший офицер штаба и переводчик, которые сопровождали до Лейпцига. В Лейпциге меня ожидал Бредли, предложивший до своей ставки, которая была размещена довольно далеко, в Висбадене, лететь па его личном самолете.
Мы сели в его «СИ-47». Всю дорогу нас сопровождали две эскадрильи истребителей. Они беспрерывно совершали в воздухе всевозможные эволюции, перестраивались, показывая высший класс группового полета, а когда наш самолет сел неподалеку от Касселя, истребители эффектно ушли на разных высотах, вплоть до самых низких. Не скрою, мне показалось тогда, что при помощи этого эскорта истребителей нам не только оказали почет, но и постарались продемонстрировать свое мастерство самолетовождения.
От аэродрома в районе Касселя нас тоже сопровождал эскорт, но уже сухопутный: впереди несколько боевых бронемашин, за ними — машина с мощными сигналами, затем машина, в которой ехали я, Бредли и переводчик, позади опять бронетранспортеры, и замыкали колонну три танка. На пути нашего следования были построены с интервалами войска — представители всех родов войск, за исключением, кажется, только моряков.
У здания, к которому мы подъехали, собралось множество офицеров штаба и еще более многочисленная толпа корреспондентов.
В парадном зале Бредли предложил нам коктейль, приготовленный, как он нам сказал, по его рецепту. Из огромного медного котла коктейль разливали черпаком в солдатские кружки. Мне сказали, что это традиция. Ну что ж, традиция так традиция.
После коктейля Бредли повел меня в свою
Затем перешли в зал, где были накрыты столы. И, как водится, опять началось с тостов. Первый тост произнес хозяин, второй я: за нашу встречу, за Бредли, за сидящих за столом его боевых соратников и друзей.
Во время обеда почти не касались военных тем. Единственной военной темой был разговор о Суворове. Бредли, получив орден Суворова, интересовался этой исторической личностью. Как выяснилось, он до этого ничего не знал о Суворове, и мне пришлось здесь же, за столом, рассказать об основных кампаниях русского полководца, в том числе об итальянской кампании и Швейцарском походе.
Заканчивая свой рассказ о Суворове, я сказал Бредли, что Суворов самый крупный полководческий талант в истории русской армии и орден его имени — это орден прежде всего полководческий, наиболее высокая награда, установленная у нас для военачальников, командующих крупными соединениями, и что маршал Сталин (так оно в действительности и было) поручил мне лично вручить этот орден ему, генералу Бредли.
В конце обеда два скрипача в американской солдатской форме, один постарше, другой помоложе, исполнили дуэтом несколько превосходных пьес. Скажу сразу, что высочайшему классу скрипичной игры, которую мне довелось слышать в тот день в ставке у Бредли, удивляться не приходится: этими двумя солдатами были знаменитый скрипач Яша Хейфец и его сын.
В перерывах между номерами Бредли несколько иронически поглядывал на меня. Видимо, мои предположения были справедливы: он так и не поверил мне при первой встрече, что наш ансамбль песни и пляски состоял из солдат 1-го Украинского фронта. Считая данный ему концерт маленьким подвохом, он, в свою очередь, решил прибегнуть к приятельской мистификации, представив Яшу Хейфеца с сыном как американских военнослужащих.
С американской стороны на обеде присутствовали генералы — командующие армиями, командиры корпусов и дивизий. Хозяин неоднократно выражал сожаление по поводу того, что среди собравшихся нет генерала Паттона, и отзывался о его армии как о лучшей из американских армий, а о нем самом как о наиболее выдающемся американском генерале, человеке, способном к смелому маневру и решительному использованию танковых войск.
Мы вели беседу через переводчиков, и, может быть, какие-то оттенки сказанного не были уловлены мною с достаточной точностью, но общее впечатление от разговора у меня сложилось именно такое.
Сам Бредли как человек и как военный произвел на меня во время этих свиданий благоприятное впечатление. Уже немолодой — тогда, в мае сорок пятого, ему было около шестидесяти, — он был крепок, спокоен и выдержан; интересно и в основном верно анализировал ход событий, понимал значение, которое приобрели в ходе войны мощный артиллерийский огонь, танки и авиация, хорошо разбирался в характере современного боя, правильно представлял себе решающее и второстепенное в нем. Со знанием дела судил о наших танках, их вооружении, броне, двигателях и тому подобном.