Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны
Шрифт:
— Мягче берите первую ноту второй вольты.
Но вот взмахнули руки дирижера, и оркестр начал бодрое вступление.
Наэлектризованный ожиданием зал разрядился легким шумом. Зрители стали покачивать головами в такт музыке.
Острым семиголосым аккордом вступили хористы, но не успели они спеть и двух тактов, как весь зал хриплыми простуженными голосами подхватил песню…
Дирижер окаменел. Он перестал дирижировать, а песня продолжалась. Весь зал, включая генералов, громко отбивал в ладоши ритм и орал что есть духу:
Ни с кем не смеешь ты сидеть вОбъединенный хор русских артистов и американских слушателей, пренебрегая всеми намеченными дирижером нюансами, на двух языках ревел с такой мощью, что, казалось, стены рухнут и потолок подымется вверх, чтобы выпустить в небо этот взрыв ликующих голосов.
Хористов и оркестрантов разобрал неудержимый смех. Трубачи и тромбонисты непослушными от смеха губами брали фальшивые ноты. Баянисты кусали губы, стараясь задушить в себе смех, но их выдавали слезы, градом катившиеся по щекам. Хор, не переставая петь, тоже «рыдал».
Когда песня кончилась, самый старший из генералов подбежал к сцене и попросил повторить, а дирижера он просил повернуться лицом к залу и дирижировать всеми — так песня прозвучит еще лучше.
Просьбу пришлось удовлетворить.
После концерта тот же генерал благодарил нас за доставленное удовольствие и пригласил на банкет.
Это был не совсем обычный банкет. Дело в том, что командиры частей армии, в которой мы находились, не смогли договориться между собой, кому принимать русских, и каждая часть самостоятельно приготовила праздничный ужин. Теперь, чтобы никого не обидеть, мы должны были разбиться на группы по три-четыре человека и поехать в разные части.
На улице нас ждала целая колонна «виллисов». Нашим сопровождающим и переводчиком оказался американский солдат поляк по национальности. Он представился и заверил нас в сердечной «пшиязни», с чувством которой все американские солдаты относятся к своим русским союзникам.
Когда машины тронулись, к нам на ходу вскочил какой-то солдат.
После небольшой перебранки поляк остановил машину и попросил его выйти. Тот не согласился. Тогда огромного роста шофер вытолкнул его из машины. К концу инцидента к «виллису» подоспел офицер и строго распорядился посадить неизвестного в машину.
— Это шпик! — прошептал нам поляк и громко выругался.
Всю дорогу наш сопровождающий нервничал. Он успокоился только тогда, когда мы прибыли на место.
Перед входом в столовую нас встретил румяный повар в белоснежном колпаке. Он преподнес нам по букетику цветов и эффектно распахнул дверь в зал.
Как только мы сели за торжественно сервированный стол, хозяева погасили электрический свет и зажгли свечи. Поляк объяснил, что это делается, чтобы создать атмосферу, располагающую к доброжелательной встрече. Когда настало время произнести тост, поляк громко сказал:
— Тихо! Я буду говорить тост!
Попросив нас подняться, поляк показал пальцем на медаль «За оборону Сталинграда» и провозгласил:
— Все американцы, англичане и французы каждого русского с такой медалью должны носить на руках!
Грохнули дружные солдатские аплодисменты, раздались крики одобрения и громовое «виват!».
Обычную после первой рюмки тишину нарушил сидевший против нас шпик. Наливаясь кровью, он громко кашлял и отплевывался. Оказывается,
Этим «кем-то», как выяснилось позже, был шофер, привезший нас сюда. Он издевался над шпиком весь вечер. Во время второго тоста, когда все встали, он незаметно убрал стул шпика, и тот, садясь, грохнулся на пол. Позже шофер, взяв свечу со стола, долго поджигал висевшую на спинке стула пилотку шпика.
В нашем оркестре на трубе играл Николай Рудой, или по паспорту Миколай Рудый (по-украински — рыжий). Правда, он именовал себя Нико Рудоль, а на фамилию Рудой или Рудый не откликался. Джазовую музыку он любил фанатически. В самый разгар банкета Рудой признался, что взял с собой трубу, чтобы сыграть на ней заокеанским ценителям джаза. Идея такого выступления была принята всеми с восторгом. Среди присутствовавших оказался солдат, отлично игравший на рояле.
Тимошенко и поляк, представляя что-то вроде парного конферанса, объявили, что Нико Рудоль (только так он просил объявить себя!) сыграет на трубе импровизацию на тему популярной в то время песни из американского фильма «Серенада Солнечной долины».
Рояль и труба начали знакомую мелодию песни. Потом пианист, как бы подзадоривая трубача, ускорил темп и сыграл вариацию, недалеко ушедшую от основной темы.
Настала очередь трубы. Нико, заметно волнуясь, прижал мундштук к губам. Неожиданно громким глиссандо он перешел на октаву выше и начал свою импровизацию. Его труба квакала лягушкой, блеяла овцой, рычала, визжала и плакала, и в конце концов засвистела такой высокой нотой и так продолжительно, что американцы, не дождавшись ее конца, начали аплодировать, неистово орать и подбрасывать Нико под самый потолок.
Все были уверены Рудоль один из самых выдающихся трубачей России, на что Нико ответил:
— Я всею лишь второй трубач города Винницы. Вы можете сожалеть, что не слышали первого!
Потрясенные высотой джазовой культуры неизвестного им города, американцы принялись расспрашивать нас об этой удивительной Виннице.
Из книги «Музы вели в бой»
От Нормандии до Эльбы
Это он, тот самый день, ребята, он наступил для всех — от Ньюберипорта до Владивостока.
Ликующий голос американского солдата почти прокричал эти слова в радиопередаче компания Си-би-эс ночью 8 мая 1945 года. Да, это был главный день День Победы в Европе [23] . Тысячелетний рейх сокрушен. Гитлер мертв. Германия в руинах. Простой парень одолел «сверхчеловека».
Но празднование Дня Победы началось не в Вашингтоне, Москве, Лондоне или Париже. Участниками торжеств были не президенты, премьер-министры и генералы. Праздник начался сам собой в конце апреля в маленьких городах и селах, разбросанных по берегам Эльбы. Отмечали его простые люди — американские солдаты и воины Красной Армии.
23
В США отмечают День Победы 8 мая.