Встреча с мечтой
Шрифт:
– Характер человека проявляется рано. Мой родитель уже в пятнадцатилетием возрасте был похотливым наследником, но, видимо, продолжал дурачить всех, что он – современный святой, ведущий добродетельный образ жизни в стенах и за пределами святого аббатства.
– Но наверняка это родители вашего отца изгнали вашу матушку.
– Вы можете выдумывать вашу версию, – Мэннинг смотрел на Грейс, и в его потемневших глазах сверкала ярость, – а я выберу собственную.
– А что насчет Ховарда Мэннинга?
– Мою мать прогнали, и после обрушившихся на нее трудностей и невзгод она нашла работу швеи в Лондоне. Через год
– Как звали вашу мать? – К горлу Грейс подступила желчь. Да поможет ей Бог, но она догадывалась…
– Мора Мэннинг. Много лет назад мы похоронили ее на кладбище для бедняков и бродяг. Потом я послал Ховарда в Уоллес-Эбби с красивым кольцом с печаткой, которое ей когда-то подарил мой отец. Мать отказывалась продавать знак любви. У отца все-таки осталась капля совести, по крайней мере, для того, чтобы взять моего брата на работу, пока я был в подмастерьях на платной конюшне здесь, в Лондоне. Но я не жалуюсь, имейте в виду. Мне кажется, я довольно хорошо обеспечил себя, как вы считаете?
– Я сожалею, что вы и ваша семья пострадали. – Грейс изо всех сил боролась, чтобы не чувствовать жалости к человеку, который был перед ней. – Но я буду надеяться, ваше нынешнее положение поможет вам забыть прошлое.
– А вам это помогло?
– Что, простите?
– Я помню разорение вашей собственной семьи. Об этом говорил весь Лондон. Я даже купил на аукционе одну из ваших лошадей. Скажите, состояние лорда Шеффилда успокоило вас? Нет, я же вижу, что нет. Знаете, это происходит очень редко, но есть одно спасительное средство, которое имеет свои плюсы. Месть. И, как я впоследствии узнал, даже лучше, когда для того, чтобы отомстить, приходится ждать.
– Да подавитесь вы своей местью! – Гнев Грейс вспыхнул с новой силой. – Ничто не вытравит пятно зла на вашей душе, из-за которого вы столько лет преследовали невинного человека. Майкл не убивал вашего брата из-за денег. Это произошло в порядке самообороны, случайно.
– Случайно? – поднял бровь Мэннинг. – Только не говорите, что он заставил вас раскошелиться на семьдесят пять тысяч фунтов, даже не рассказав, как все произошло. Он завел моего брата в стойло и воткнул ему в живот вилы, чтобы смерть была медленной и мучительной. Потом забрал проигранные деньги и сбежал, как вор-убийца, кем он и был на самом деле. У моего брата хватило времени, чтобы рассказать мне все это перед смертью. А еще, конечно, были свидетели… мои самые преданные работники конюшни.
Грейс вся сжалась от резких, невероятных слов, произнесенных с такой уверенностью, которая сбивала с толку. Вздрогнув, она спрятала руки за спину.
– Вы ошибаетесь, мистер Мэннинг. Я никогда не поверю в то, что вы говорите. Ховард Мэннинг устроил тот пожар в Уоллес-Эбби. У меня остается единственный вопрос: передавал ли он лошадей, ворованных у графа, вам или продавал цыганам? Вы лжец, шантажист и вор, сэр!
– Все в порядке, дорогая моя, – сверкнул глазами Мэннинг, но уже через мгновение вновь смотрел на нее холодным оценивающим взглядом. – Вам, вероятно, лучше жить, веря, как вы и делаете. Иначе было бы глупо рисковать королевским состоянием, если бы вы не
От внезапной мысли у Грейс едва не застыла кровь в жилах.
– Майкл не знает, что вы – его единокровный брат, да? Вы взяли его в подмастерья и никогда ничего не говорили.
– Дорогая моя, – Мэннинг окинул ее взглядом из-под тяжелых век, – неужели я похож на человека, который объявит сопливого поджигателя своим родственником? Я никогда не поверю Майклу Раньеру… или под какими там еще именами он скрывался. Я был щедр и дал ему такой же старт в жизни, какой был у меня самого. – Его таинственные, проницательные глаза сверлили Грейс. – А вы можете передать ему, что если он когда-нибудь посмеет ступить на мою территорию, я оторву ему голову, без всякого сомнения.
Глава 19
Позже, в тот же вечер, Грейс была признательна за поддержку надежной руки мистера Брауна, когда лакей объявил об их появлении обитателям парадной гостиной вХелстон-Хаусе.
– Эйта, что случилось? – поинтересовалась Грейс, как только исчез лакей.
Вдова печально молчала, по ее лицу струились слезы, а герцог Бофор выглядывал в открытое окно, из-за чего гостиная наполнялась холодным воздухом. Мистер Браун устремился мимо Грейс к Эйте.
– Он… он… – запнулась вдова. – Чарлз, должно быть, неправильно понял, что…
Мистер Браун подошел к герцогу, который был намного крупнее его самого, и ткнул того в грудь.
– Что вы с ней сделали? Я задушу вас шнуром от звонка, если с ее прелестной головки упал хоть один волос! Что, черт возьми, происходит?!
– Ой, Эйта, – Грейс бросила взгляд на позолоченную клетку для птиц с открытой дверцей, – а где дорогая Пипа?
– Она улетела, – простонала Эйта. – Улетела, да еще в такую погоду.
– Произошло небольшое недоразумение! – проревел герцог. – Эйта утверждала, что птичка любит ее и никогда не оставит. Но всем известно, что птицам все безразлично. У них мозги размером с горошину, они по-другому не могут.
– И что потом? – грозно спросил мистер Браун.
– Потом Эйта уверяла, что птичка всегда прилетает к ней, когда ее выпускают из клетки, я и открыл клетку, чтобы проверить, права ли она. Я подумал, что будет еще забавнее, если предоставить птице выбор, поэтому я и это проклятое окно открыл.
– Не богохульствуйте перед ее светлостью. – Мистер Браун подчеркивал каждое свое слово отдельным тычком в грудь возбужденного герцога, который вынужден был при каждом таком тычке отступать на шаг назад.
– Не понимаю, о чем вы. Она всегда богохульствует.
– Да, но она – дама, и это ее право делать то, что нравится. Вам, однако, не позволено делать то, что тревожит ее. Открывать это окно было преступлением! – гаркнул мистер Браун, – Вы понимаете?
В конце концов, герцог Бофор оказался прижатым к стене, от гнева его лицо стало багровым.
– Я вам скажу, что я понимаю. Вы всего лишь мелкий пэр Шотландии, тогда как я – королевский герцог Бофор, семнадцатый в списке, чтобы стать королем, ты, жалкий кусок шотландки. Если ты посмеешь еще раз ко мне прикоснуться, я вызову тебя на дуэль, А теперь отойдите, сэр!