Встреча с пришельцем (сборник)
Шрифт:
«Эти басни, дорогуша, прибереги для своей жены!»
Или:
«Разболтался, гляньте на него!»
Он считал себя остряком, хотя весь арсенал его острот сводился к нескольким довольно-таки примитивным шуткам.
— Галина, — обращался он к нашей молоденькой сотруднице, — ореховое мороженое есть будете?
— Вуду, — отвечала Галя.
— А где я вам его возьму? — говорил Степан Степанович. И сам хохотал, держась за живот;
А то вдруг спрашивал у машинистки:
— Алена, хотите конфетку
— Хочу, — подыгрывала ему Алена, заранее зная, что он ей ответит.
— Хотеть не вредно!
Во время обеденного перерыва, который Степан Степанович всегда проводил в отделе, он придвигая свой стул впритык к моему столу и, продолжая жевать бутерброд, задумчиво смотрел куда-то в стену. Глаза его теплели.
— Друг мой, — чавкая, произносил он, — скажите, что бы вы сейчас съели?
И, не ожидая ответа, принимался составлять меню воображаемого обеда. Это была гастрономическая фантазия, попурри на кулинарную теку, где варьировалась соусы, подливы, гарниры, но неизменными всегда оставались шашлыки из баранины и отбивные из свинины.
Мне и моим коллегам по отделу все в учреждении искренне сочувствовали. Дирекция не раз обещала подыскать Степану Степановичу место, соответствующее его интеллекту, а к нам прислать другого зава. По он был неприступен, как средневековая крепость. Никогда не опаздывал на работу, ничего не нарушал, все сдавал вовремя. Короче говоря, убрать его было не так-то просто.
«Ну, вот что, — озарило меня однажды, — напишу-ка я о нем в нашу сатирическую газету «Колючка». Юмор — это великая сила. Недаром знаменитый сатирик утверждал, что смеха боится даже тот, кто ничего не боится. Вот я и развенчаю этого типа. И так разрисую его, чтобы все над ним хохотали до слез».
Решил — и сделал. К очередному номеру «Колючки» юмореска была готова. Я описал омерзительные манеры и привычки нашего заведующего, его убогий интеллект. А внешнее сходство героя моей юморески, которого я назвал Семеном Семеновичем, и нашего Степана Степановича было настолько велико, что, без сомнения, любой сотрудник учреждения сразу поймет, о ком идет речь.
Конечно, я не сомневался, что этого заведующий мне никогда не простит: начнет придираться к каждой мелочи, ежедневно испытывая мои нервы на прочность. Но ради того, чтобы справедливость восторжествовала, я был готов на все.
В то утро я пришел на работу минут на двадцать раньше. Первым, кого я увидел в вестибюле возле газеты, был Степан Степанович. Он вытирал носовым платком глаза. Я хотел незаметно прошмыгнуть мимо, но он схватил меня за руку.
— Ой, не могу! — конвульсивно содрогался он от хохота. — Ну ты и талант! Так расписать, так разрисовать! И все точно. Будто фотоаппаратом зафиксировано. Я ему уже позвонил. На тебя, сказал, такой шарж сделали, помереть со смеху
— Кто будет? — не понял я.
— Как — кто? Герой твоего фельетона — Семей Семенович, наш инспектор по кадрам…
Весь обеденный перерыв я потратил на то, чтобы убедить Семена Семеновича, что не он герой моей юморески, что прототип героя — другой человек. Но напрасно. В тот же день он подал заявление об уходе.
Так бы и сказали
Стихи, которые положил мне на стол литературный консультант, были далеки от совершенства.
— В этих строчках не больше поэзии, чем в меню нашего буфета, — ехидно заметил я.
— Конечно, шедевром их по назовешь, — согласился литконсультант.
— Так зачем же вы их предлагаете?
— Дело в том, что автор этих непрофессиональных строк и сам вовсе не профессионал-литератор. Он слесарь-водопроводчик и в свободное время от ремонта разных там кранов-вентилей пишет стихи…
— А-а, так бы сразу и сказали. Если слесарь — тогда другое дело, — и я тут же подписал стихи в набор.
Не успела газета выйти, как зазвонил телефон — в трубке зарокотал негодующий голос разгневанного читателя.
— Как вам не стыдно печатать подобные вирши!..
— Успокойтесь, — говорю ему, — стихи, которые вас так возмутили, написал слесарь-водопроводчик. Так что не надо судить их слишком строго…
— А-а, — голос читателя потеплел, — тогда все понятно!
Подобных звонков было немало. Возмущенные подписчики, не стесняясь в выражениях, клеймили публикацию, грозили, что на машу газету, печатающую такой примитив, больше никогда не подпишутся.
Приходилось каждому давать справку об авторе, и тогда их гнев сменялся снисходительным сочувствием.
Известный критик, ворвавшись в мой кабинет, размахивая перед моим носом газетой, да так энергично, словно отгонял от меня мух, сердито закричал:
— Печатать такую графоманию — преступление! Что вы делаете? За что вам зарплату платят? Это же…
— Это слесарь-водопроводчик, — наконец сумел я втиснуть фразу в его эмоциональный поток.
— При чем тут слесарь? — удивился он.
— При том, что автор стихов не поэт. Он слесарь-водопроводчик.
— А-а, — растерянно произнес критик. — Тогда другое дело. Так бы и сказали…
А недавно у меня испортился на кухне кран. И я позвонил в Ж»)К. Целый день и ждал слесари. Он пришел поздно вечером и, повозившись минут десять на кухне, ушел. Едва и дотронулся до отремонтированного крана, как мощный фонтан стал заливать кухню, угрожая всему дому потопом. Закрутив на трубе вентиль, и перекрыл воду и, дождавшись утра, снова позвонил в ЖЭК.