Встречаются во мраке корабли

Хондзыньская Зофья

— Приветствую тебя, — сказал он совершенно серьезно.

— Это что еще за слежка?

— Слежка? Просто я услышал, что ты готовишь чай, и мне захотелось есть. Перекусить чего-нибудь найдется?

— Поищи. — Тон был резкий, встреча явно не доставила Эрике удовольствия.

— Не угостишь меня?

— Ты здесь больше дома, чем я. Если б она сейчас встала, то меня погнала бы спать, а перед тобой распушила бы павлиний хвост гостеприимства.

Павел не поддержал

тему. Но спустя минуту, набив рот хлебом, сказал:

— Я, знаешь, постоянно голоден, мог бы есть двадцать четыре часа в сутки. А ты очень мало ешь.

— Днем у меня нет аппетита.

— Косули, кажется, едят только по ночам.

— Косули. Тоже мне нашел сравнение. Впрочем… Я ни в чем не похожа на других людей, почему же в этом должна быть похожа?

Павла поразило, что она точь-в-точь повторила фразу, которую вчера сказала о ней Сузанна: «Она ни в чем не похожа на других людей». Неужели Эрика приноравливается к мнению матери о ней?

— А может, не хочешь быть похожей? — сказал он, зная, что разозлит ее этими словами.

Она ничего не ответила, но, быстро допив свое молоко, направилась к дверям.

— Выходит, нечаянно спугнул тебя?

— Никто ниоткуда меня не спугивал. Просто спать хочу!

И она вышла своим тяжелым шагом. Злясь на себя, Павел допивал чай. Вечно что-то его подзуживает. Опять переборщил. Точно. Чертова мимоза, с ней осторожно надо, чуть что — обида.

* * *

Павел сошел в садик, где Кика демонстративно приветствовала его, предлагая поочередно то одну, то другую лапу. «А Лялюсь как пальма», — вдруг вспомнилась Павлу фраза, провозглашенная пьяницей, хлебнувшим пива. И незабываемый ответ его товарища: «Как пальма или как собачья лапа». Очень интересно, каков в самом деле был этот Лялюсь? Павел играл с Кикой, довольный тем, что может наконец без опаски дать выход своему хорошему настроению. В эту минуту Эрика высунулась из окна.

— Ты не пошел бы выпить кофе?

— Во имя отца и сына… Что случилось?

— Каприз избалованной барышни.

— Пойду с превеликой радостью.

— Ну так я сейчас спущусь. А грозы, случаем, не будет?

— Дождя боишься?

— Грома и молнии. Терпеть не могу неожиданного грохота.

— И при этом хлопаешь дверями?

— Когда я сама хлопаю, то знаю, что хлопну, значит, грохот уже не неожиданный. Но если в кино вижу, как кто-то вынимает револьвер, затыкаю уши и — привет. Сижу так, пока не выстрелит.

— Или пока не спрячет револьвер.

— У тебя всегда наготове положительная развязка. — И она отошла от окна.

Через минуту легкокрылый

эльф спустился сверху, прошелестев кружевами. Лестница буквально содрогалась от деревянных ее башмаков.

В кафе было много народа, и они довольно долго дожидались столика, разглядывая посетителей. Павла забавляли меткие реплики Эрики. Она прислушивалась к разговорам за столиками, а потом шептала ему на ухо предполагаемые ответы собеседников, остроумно комментируя их.

Наконец столик освободился, и они заказали себе два кофе.

— А твой творожник? — спросил Павел и встретил ее удивленный взгляд — кто-то кроме няни помнит о ее вкусах?

«Через три дня меня тут не будет», — подумал Павел. У него вдруг возникло чувство, что если бы он остался, если б ему удалось создать Эрике сердечную, теплую обстановку, в которой она так нуждается, кто знает, может, она как-то раскрылась бы, переменилась, вошла бы в норму. Словно бы угадав его мысль, она сказала:

— Послушай, давай не будем сегодня самими собой. Будто мы просто пара, у которой нет никаких проблем и которая пришла сюда на минутку выпить кофе.

— Сомневаюсь, чтобы здесь нашелся хоть один человек без проблем. Просто мы их не знаем.

— Ну давай сыграем так. Будто мы — не мы, а, к примеру, вон те двое, ладно? Будто мы говорим и ведем себя, как они. Ты мне нравишься, и я тебя нравлюсь.

— Не уверен, что мне удастся эта роль, — ответил Павел и прикусил себе язык. Она определенно вызывала в нем не свойственные ему реакции.

— Хам. Я немедленно становлюсь девицей в твоем вкусе. Какой именно? Блондинкой? Локоны? Глаза-сапфиры?

— Скорей уж, изумруды.

— Готово. Ну как? Ему нравится?

— В толпе сойдет.

— Ни в какой ни в толпе. Прелестная блондинка и очень ему нравится.

— А он ей?

— Тут дело посложнее. Уж очень он самоуверен. К тому же она не слишком доверяет людям.

— Это еще почему?

— Боится разочарования.

— Оно приходит вовсе не всегда.

— Но грозит всегда. Потому она и любит ходить в кино; там, по крайней мере, есть твердая уверенность: то, что демонстрировалось в первый день, с точностью повторится и завтра, и послезавтра… В кино все прекрасно складывается.

— Но неужели ты не чувствуешь, когда идешь туда во второй раз, что это обман? «Прекрасно складывается»… Ну и что с того? Ведь заранее известно, что будет: она скажет то-то, он возьмет ее за руку, она резко отдернет руку, опрокинув при случае рюмку, — чушь, вранье, вот уж не стал бы по десять раз смотреть эту галиматью.