Встречи на ветру
Шрифт:
Жуткую картину увидели мы с Родионом у приемного покоя больницы. Длиннющая очередь из машин скорой помощи протянулась от ворот до дверей приемного покоя. Родион сказал:
– Такое впечатление, что где-то кровавый бой идет, – он шел, обняв меня за плечи.
Впереди нас шел доктор и постоянно повторял:
– Пропустите! Дорогу! Больной с угрозой кровотечения.
Потом был осмотр, у меня брали кровь из вены, «сфотографировали» на рентгене. Мороз к ночи усилился. Ветви тополей покрылись инеем. Несмотря на то, что мне было очень не по себе, я отметила, что это
У входа в корпус Родиона отстранили две большие тётки.
– Иди, милок. Теперя твоя краля – наша забота.
Родион успел сунуть мне в руки какой-то сверток. Уже в палате я его развернула. И прослезилась. Там был тюбик зубной пасты, щетка и мыло в мыльнице. Было и вафельное полотенце и даже кружка с ложкой. Как не прослезиться? Все успел Родион. Но как он сумел приехать в больницу раньше скорой помощи?
Санитарки провели меня в помещение, похожее на морг. В Жданове мне пришлось там побывать.
Боже! Во что они мне предложили переодеться после того, как силком усадили меня в ванну. Халат был столь велик, что я могла бы им обернуть свое тело два раза. Тапочки ни за что не хотели держаться на мои ногах. В таком виде меня провели в палату, где было девять коек. Вернее, это была не палата, а перегороженное стеклянной перегородкой помещение.
Тут же мне сделали два укола. Один в попу, другой в вену. Спала я до шести утра.
Не стану я в подробностях описывать свое пребывание в Боткинских бараках – это название я услышала там. Меня всю искололи. По морозу я ходила на рентген и сама относила кал и мочу в лабораторию.
Два раза пытался навестить меня Родион. На третий раз, перед выпиской, он все же проник в корпус, и мы смогли поговорить на лестничной площадке. Недолгим было наше свидание. Привезли больного гепатитом, и нас прогнали.
Десять дней я пролежала в больнице. И, представляете, я прибавила в весе!
– Тебе полезно болеть, – пошутил Родион и повез домой на такси.
Дома меня ждал сюрприз. В дальнем углу комнаты стояла деревянная кровать. Пуховая подушка, ватное одеяло. Новое постельное белье. Шик!
– Сейчас я тебе устрою баню. Ты помоешься, и будем кушать. – Глаза Родиона блестят. Грешна, я подумала: он выпил. Ошиблась, и в этом мне представиться убедиться очень скоро.
Молчу-молчу.
Прошло два дня. Была среда, девятое января 1971 года. Как видите, новый год я встретила в больнице.
На завод «Пирометр» мы пошли вместе.
– Я тебя отведу на склад. – Я послушна.
Началась моя работа на складе со знакомства с бригадиром.
– Меня зовут Верой Петровной, с другими познакомишься по ходу. Родион сказал, ты болела. – Не стала дожидаться ответа. – Пока нагружать тебя не буду, – оглядела меня с ног до головы. – С виду не скажешь, что болела. Ишь, какие формы у тебя. Аппетитная ты. Берегись. У нас мужики до этого охочи. А пока присмотрись, что да как.
До обеда я «приглядывалась», то есть ничего не делала.
– Гастроном рядом
С этого я начала осваивать профессию подсобной рабочей на складе метизов.
В начале февраля мне дали категорию грузчика третьего разряда. Родион по итогам 1970 года стал победителем в социалистическом соревновании, ему присвоили звание Ударника коммунистического труда и его фотографию вывесили на доске почета. Когда я спросила его, как так получается, что победил в соревновании всего лишь социалистическом, а звание получил уже в коммунизме, он ничего не ответил, усмехнулся и ответил:
– На зоне меня научили не задавать лишних вопросов.
Я немного похудела. Не подумайте, что я плохо питалась.
Наоборот, я ела вкусно и сытно. Нагрузки были большие. И не только на заводе. Родион показал себя сильным мужчиной. Больше ничего не скажу.
Соседку все-таки арестовали, и она была заключена под стражу в СИЗО № 1. Когда я услышала это, то расхохоталась. Не оттого, что её арестовали. Мне стало смешно от названия этого заведения: Кресты.
«Пивной барон» сильно заболел, похудел так, что кожа стала болтаться. Начал ходить в церковь и скоро умер. В освободившуюся комнату райисполком вселил молодоженов.
Кончалась зима 1971 года. Я работала посменно, и получалось так, что наши с Родионом смены не совпадали. Мы стали видеться все реже. В народе говорят, с глаз долой и из сердца вон.
Близился женский праздник. Наша бригада состоит в основном из женщин. В этом нет ничего удивительного. Работа малооплачиваемая. Кто из мужиков пойдет на такую? Вы, что ли, не видели женщин, кладущих асфальт?
На общем собрании бригады было решено отметить восьмое марта сообща где-нибудь на природе. Бригадирша заявила, что у родителей её мужа есть садовый домик.
– Девушки, – так она называла нас, – много ли нам надо? Разожжем костер. Испечем картошку и, если погода позволит, сварим чего-нибудь. Еда с запахом дымка, да на свежем воздухе – нет ничего вкуснее.
Так и решили.
Восьмого марта рано утром мы, те, кто не попал в смену, собрались у паровоза Ильича на Финляндском вокзале. Нам повезло. Светило низкое солнце, небо было чисто, слабый ветер ласкал наши лица. Начальница предупредила, чтобы мы обулись в резиновые сапоги. Все, кроме меня, так и поступили. Где мне было взять эти мокроступы? Обулась в полусапожки на микропорке. Авось не промокну, – решила я.
Садовый участок у родителей мужа Анастасии Ивановны – так зовут бригадира – находился недалеко от Белоострова.
Заняли два купе в вагоне, и, только тронулся поезд, Анастасия Ивановна разрешила раскупорить одну бутылку вина. Проехали платформу Удельная, и наша хохотунья и заводила Надюша Скоробогатова запела: «Пой, ласточка пой…»
Весело. Именно в тот момент я поняла, что по-настоящему влилась в рабочий коллектив. Одновременно я осознала, что мне необходимо поступить в вуз. Отчего так? Кто его знает.