Встречи на ветру
Шрифт:
– Чего Вы на меня глаза вылупили? – Не терплю, когда на меня так смотрят.
– Вы для чего пришли в ресторан? Скандалить или кушать?
И тут мне эту, судя по всему, больную диабетом женщину стало жалко.
– Не обращайте внимания на меня.
– Как же не обращать? Это моя обязанность. Обедать будете или так, перекусить?
– Перекушу. – «Не делай, начальница, поспешных выводов», – говорю себе и прохожу в зал. Естественно, там просто пусто. Ни одного посетителя. Кто же ходит по ресторанам в такое время.
Женщина быстро принесла мне заказанное – сто пятьдесят граммов
– Приятного аппетита, – отошла к окну и села. Такая тоска на её лице, что хоть вой.
– Товарищ – окликаю я её. Она идет ко мне.
– Повторить?
– Нет. Присядьте.
– Нам не положено с клиентами рассиживать.
– Все равно никого нет. Одной тоскливо пить, – выдумываю я.
– Присяду, – очень тоскливо прозвучало это у женщины. – Все равно никого из начальства нет. Уехали в трест. Заседают все. Наверное, обсуждают, как ловчее обворовывать вас. Меня Анной зовут. А Вас как?
Вот так, Ирина Анатольевна, не суди о человеке по первому впечатлению. Познакомились и, как требует обычай, выпили по сто.
– Все едино, скоро помирать, – ни тени страха на её лице. – Рак у меня. Матку уже выдрали, а метастазы расползлись. Вы не смотрите, что я такая толстая. Пичкают меня разными лекарствами, вот и пру, как тесто на дрожжах.
Я не знаю, как реагировать на такие слова. Умер муж, но это было неожиданно. А тут человек знает, что смертельно болен, а говорит спокойно. Что он переживает?
– Пойду я.
Анна встала и неожиданно легко для своего веса пошла вглубь зала. Пить и есть не хочется. Хочется уйти отсюда побыстрее. Я нормальный человек, и мне страшно дуновения смерти, что я почувствовала.
Оставив на столе пять рублей, я поспешила покинуть ресторан «Невский» для того, чтобы очутиться на проспекте с таким же именем. Дождь прекратился, от асфальта подымался легкий парок, в воздухе пахло морем и бензиновыми выхлопами. Тротуары вновь заполнили горожане. Подошло время окончания рабочего дня в научных и проектных институтах. Старшие и младшие научные сотрудники, ведущие и просто конструкторы и инженеры, групповоды и главные инженеры проекта спешат в магазины. Торговля к этому времени «выбросит» дефицит. В миг у прилавков выстроятся очереди и так же быстро они рассосутся. Будет чем побаловать домочадцев сегодня вечером.
Мне нет нужды стоять в очередях. Пока Антонина исправно исполняет в моем доме роль каптенармуса. Ну и я сама имею возможность покупать кое-что в столе заказов у нас во Дворце Труда.
Через пятнадцать минут я была дома. К моему ранее приподнятому настроению прибавилось чувство горечи. Такое впечатление произвела встреча с молодой и по-своему красивой женщиной из ресторана. Знать, что скоро умрешь, и жить. И не просто жить, а работать, отвечать улыбкой на шутку и самой шутить.
Ещё на лестничной площадке я почувствовала запах жареного мяса. Жарить мясо в нашей квартире по будням можем позволить только мы. Но и мы не часто балуемся бифштексами или антрекотами. С чего бы это моя подруга решила пировать сегодня? Не святым ли уж духом она узнала о моем новом назначении? В квартире
Вошла и столкнулась с соседкой.
– Здрасте, Ирина Анатольевна, уж не захворали ли вы? Чего так рано с работы?
Привыкла, что я домой со службы прихожу не раньше восьми вечера.
– Здорова я. Чего и вам желаю.
Не люблю я свою соседку. Она жаждала присоединить комнату Павла к своей. У неё тоже сын, шестнадцатилетний оболтус. Уроки в школе прогуливает, связался со шпаной. Начал фарцевать, говоря на сленге этой шпаны, а попросту спекулировать. Правда, выучился говорить по-английски. Так и шпарит.
Когда я оформила прописку в комнате Павла, она, соседка, начала войну против меня. Сначала писала во все инстанции. Когда ей там объяснили, что я живу законно, начала пакостить тут. Доходило до того, что она лила сырую воду в кашу, что готовила Антонина для Толика. Теперь у нас установилось, так сказать, вооруженное перемирие.
– У вас сегодня праздник? – ехидно, с подковыркой спрашивает соседка.
– У советских людей каждый будний день праздник.
– Ишь, какая правильная, – соседка скрылась за дверью своей комнаты, откуда пахнуло нафталином. Это значит, её сынок притащил очередную дубленку. И не новую. Тут я вспомнила одного нашего рабочего с завода. Он как-то в курилке обмолвился таким пассажем: «Жена вчера хотела купить дуб Лёньку». Так его затаскали в партком.
Антонина услышала наш разговор и поспешила мне на помощь.
– Ира, Толик зовет тебя.
В комнате аромат! Пахнет жареным мясом, свежим огурцом и ещё чем-то очень вкусным.
– По какому поводу праздник? – спросила Тоню словами соседки.
– Ты как будто не знаешь.
– Кто сказал? – я в полном недоумении.
– По телевизору объявили, – с юмором у моей подруги все в порядке.
– И все же? – настаиваю я.
– Позвонили из обкома, пока ты где-то гуляла, и сказали, что тебе в Смольный надо завтра, к десяти утра. Будут тебя представлять секретарю. Ей-богу, у вас там как в театре. Все представления. Вот я и решила отметить это. Кроме того, я тоже выхожу на работу.
Я так и села, где стояла.
– А как же Толик?
– Ты мне скажи, ты же умная и ученая, кто должен думать о дитяте? Мать или тетка посторонняя? Не отвечай. Толик пойдет со мной. Я в цех, он в заводские ясли. Сказала, что Анатолий стал моим ребенком.
– Шути-шути, а меру знай, – мне стало обидно.
– Ах, какие мы обидчивые. Оторвалась ты, Люся, от рабочего класса. А он тебя помнит. В профкоме сказали, ты навсегда зачислена в наш коллектив.
Сильна рабочая солидарность.
Пировали мы до позднего вечера. Часу в десятом Антонина под действием сытной еды и алкоголя разоткровенничалась.
– Третьего дня, когда я гуляла с Толиком, ко мне начал клеиться мужчина, – я пропустила это вульгарное слово. – Он тоже из рабочих, но местный. Жена умерла, и он остался один с дитем. Предлагает поселиться у него. Трудно ему, мужику, с ребенком. Как считаешь, соглашаться?
– Тут я тебе не советчик.
Антонина в задумчивости выпила рюмку водки, поглядела мне в глаза.