Встречное движение
Шрифт:
— Сафа, а ну покажи чего-нибудь!
Кудакаев Марсель обстоятельно посжимал кисти присутствующим мужчинам, а Громову крепко поцеловал в губы и громко сказал равнодушной публике:
— Я абсолютно трезвый!
Александр Громов нехотя отложил глянцевый журнал мод:
— Тогда я тебе в морду дам.
Марсель бесстрашно откинул черные пряди назад:
— А если честно, то я вдребезги пьяный!
Александр Громов опять открыл журнал:
— А— а…
Бубнова Лида подошла к стоящим у фотографии
— Нет, она не любовница Сафиуллы, она моя подруга, хотя, возможно, у них было что-нибудь разовое, но не более.
— Не говори ерунды.
Лида с раздражением повернулась к Игорю Чебыкину:
— А тебя никто не спрашивает! И вообще, тебе, что, не с кем поговорить?!
Игорь опешил и не нашелся что ответить на неожиданную агрессию подруги весеннее-летнего сезона, недоуменно втиснул руки в карманы обтягивающих узкие бедра джинс и подошел к Грогину, которого только что оставил Ададуров с настойчивыми предложениями выпить сразу по полному стакану водки для более четких ощущений непростой реальности.
— Представляешь, моя баба на меня ни с того ни с сего наехала.
— Не переживай, с ними такое случается
— Да?
— Угу.
Игорь закурил и, прояснив никотином сознание, хлопнул Грогина по колену:
— Хороший ты парень, тебя как зовут?
— Да мы вроде бы уже знакомились.
— Да?
— Петр.
— А меня Игорь.
— Я знаю.
— Странно. А… Я тебя вспомнил, ты, кажется, книжки любишь читать?
— Кой-какие можно и почитать.
— Я тоже люблю, ты что любишь, фантастику?
Грогин сморщился и мотнул головой.
— Эротику?
— Обычно это несильные вещи.
— Детективы, что ли?
Грогин сдунул чебыкинский дым в сторону размахивающего руками Аметистова.
— Нет, детективы я тоже не люблю.
— Так что же ты читаешь? А говоришь, книжки любишь.
Чебыкин взял стакан Грогина с пивом и залпом выпил:
— Как ты сказал тебя зовут?
— Федор Михайлович.
— Ты называл другое имя, что- то ты мне не нравишься.
— Ничего страшного.
Чебыкин сделал три глубокие затяжки, затушил сигарету и чуть не предложил Грогину выйти поговорить, но с облегчением заметил, что того за пуговицу схватил Марсель Кудакаев:
— Грогин, я заразился раком.
— Каким раком?
— Желудка, меня постоянно тошнит.
— Рак — это незаразная болезнь.
— Не скажи, я вчера ехал в лифте с соседкой, у которой муж умер от лейкемии, и она кашляла мне прямо в лицо, после этого я заболел.
— Ты просто пьян. Сходи в туалет, сунь два пальца в рот, и твое здоровье резко пойдет на поправку.
— Нет, я лучше умру.
Марсель с помощью плеча Грогина встал с дивана и перехватил руку Бубновой Лиды, тянувшуюся за апельсином:
— Лидка,
— Марсель, надо пользоваться презервативами.
— Ха! Лидка, я тебя сейчас поцелую без презерватива, и ты тоже заразишься.
Аметистов крепко прижался к упругому бедру Петруниной и, нежно держа ее запястье, водил ногтем, покрытым бесцветным лаком, по длинной линии жизни:
— У вас потрясающая линия любви: столько страсти, необузданности, вы абсолютно не можете совладать со своими чувствами — они сильнее вас, в то же время вы свободный человек и вам наплевать на мнение окружающих.
Петрунина проглотила вишню вместе с косточкой:
— Да, что-то такое во мне есть.
— О, вы еще сами себя не знаете.
— Да, наверно.
Аметистов мял ладонь Петруниной, а Петрунина думала, достаточно ли этого для того, чтобы переночевать в его комнате с потолками два семьдесят, площадью восемнадцать и со всего одним хозяином по соседству.
— Костик, отпусти девушку и скажи мне вот что…
Аметистов растерялся и слишком быстро отложил в сторону ладонь Петруниной.
— Привет, Ляля, ты когда пришла?
— Представляешь Костик, я была у астролога, он составил на меня гороскоп, и самое страшное в том, что всем моим начинаниям препятствует Уран, — я не знаю, стоит ли мне жить дальше.
— Ты слишком категорична, астролог мог ошибиться, и потом — не все же надо понимать так буквально.
— Костик, ты меня успокоил. Грогин, здравствуй, родной!
Аметистов облегченно вернулся к податливой ладошке Петруниной.
— Здравствуй, родная.
— Что такой грустный?
— Да вот тебя не было, поэтому и грустный.
— Грогин, я тебя люблю — так и передай своей Романовой.
— Я тебя тоже, Ляля.
— Ванька, я тебя вижу, ты от меня не уйдешь!
Ляля, раздвигая переминающихся с ноги на ногу гостей Сафиуллы, стремительно рванулась к расплывшемуся в улыбке Ване Печко.
Грогин выпил маленькую рюмку коньяка, макнул желтый сочащийся кружок лимона в сахар и, открыв рот, уронил его на пол.
— А чем, скажите, президентская республика лучше парламентской?!
Грогин подмигнул Юрловой, Юрлова без очков видела на расстоянии больше одного метра только белые расплывчатые пятна, поэтому улыбнулась только тогда, когда Грогин развел руками и отвернулся влево:
— Нет, это эротика, а не порнография!
Грогин отвернулся вправо:
— С тобой, моя прелесть, я согласен даже на сендзю.
— Фу!
— Что ты фукаешь — это же двойное самоубийство.
— А-а…
Грогин подошел к широкому подоконнику и, потрогав шершавый лист высохшей герани в глиняном горшке, влил в ее серую землю остатки своего пива.