Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы
Шрифт:
– Расскажи! Я слышала от Наташи, что Никита сказал, будто Дениска перед смертью что-то там видел. Ты думаешь, твой брат на самом деле что-то видел?
– Думаю, да, – кивнул он. – А теория такая. Я считаю, что мы живем в информационном поле, заполняющем всю Вселенную. Оно, как и свет, имеет прерывистую структуру, – вы же проходили квантовую теорию, знаешь, что такое фотон. Фотон или квант – это наименьшая частица всем известного электромагнитного поля. Я считаю, что информационное поле, несущее в себе любые знания, включая наши мысли, материально. И оно тоже состоит из элементарных частиц информации, я назвал их «инфо».
После смерти человека эта информационная общность отделяется от тела, но, что важно, уже не распадается на отдельные инфо, а сохраняется целостной. Что с ней происходит дальше, можно было бы рассчитать, если бы знать начальные и граничные условия информационной среды, где она обитает. Но для этого мне не хватает знаний. Думаю, даже если бы я освоил всю современную математику, и тогда бы мне это не удалось, – здесь должны работать поколения ученых. Но начало теории инфо я хочу создать при жизни, надо только подучиться.
– А ты напиши статью в какой-нибудь научный журнал, – вдохновенно предложила Настя, сразу проникшаяся его идеей. – Это же гениально! Ты гений, Вадим! А кому-нибудь еще ты о своей теории рассказывал?
– Да уж! – засмеялся он. – Какой там гений. Думаю, не мне одному такие мысли в голову приходили. Хочу порыться в Публичке по каталогам, может, где-нибудь подобные статьи опубликованы. Понимаешь, в информатике есть понятие единицы информации: бит информации. Но мои инфо нечто совсем иное, они невообразимо меньше и качественно отличаются. Нет, я никому ничего не рассказывал, тебе первой. Так ты согласна с моей теорией?
– Еще как! Ты знаешь, я недавно в Интернете прочла, что какие-то физики, кажется, из Ростова, экспериментально обнаружили возле умерших людей сгустки энергии. Причем у разных людей они разной формы. Несколько дней они держатся возле умершего, а потом исчезают. Может, это и есть твои инфо? Если поступлю в Питерский университет, изучу получше математику и буду тебе помогать. Ты же будешь туда приезжать – хоть иногда?
– Конечно! Да мы с мамой, наверно, насовсем туда вернемся. Не знаю только, когда. Она не хочет уезжать далеко от Дениски. Часто к нему ходит, разговаривает с ним. Ей так легче.
– Бедная! – Настя сочувственно вздохнула. – У моей бабушки до рождения мамы был еще ребенок, сын. Он умер маленьким. И мне бабушка как-то сказала, что самое страшное для родителей – это пережить своего ребенка, страшнее ничего нет. Может, тогда лучше вообще не иметь детей?
– Ты что! Как это – не иметь? А зачем тогда жить? Нет, у нас с тобой будет много детей. Правда? – И он с улыбкой заглянул ей в глаза.
– Не знаю. – Настя покраснела и застеснялась. – Пойдем домой, мне еще химию надо доучить. Ты завтра не приходи, ладно? А то придет Наташа – я ей по физике помогаю. А она почему-то переживает, когда тебя видит. Наверно, из-за Никиты. Созвонимся послезавтра?
– Ладно. Только я весь день буду скучать. Можно,
– Да, конечно, конечно! Звони, я буду ждать.
Последние весенние каникулы пролетели как сон. Вадим почти каждый день бывал у Насти, приходил утром, а уходил перед приходом родителей, у которых в институтах наступила горячая пора зачетов. Правда, Галчонок несколько раз внезапно являлась домой – видимо, ей не терпелось застукать влюбленных за чем-нибудь недозволенным. Но всякий раз ее ждало разочарование: детки или мирно сидели в Настиной комнате, замолкая, когда она без стука открывала дверь, или торчали на кухне. Настя готовила, а ее друг облизывался в ожидании чего-нибудь вкусненького. Однажды, не утерпев, она решила допытаться у дочери, на каком этапе их отношения. На что дочь весьма неприветливо ответила, что они «просто дружат», и пусть ее это не волнует. – И долго вы собираетесь «просто дружить»? – съязвила мать. – Что-то мне не верится в ваши длительные платонические отношения.
– Ты прямо, как Наташа, та тоже не верит. – Дочь отвернулась и подошла к окну, она всегда так делала, когда хотела, чтоб ее оставили в покое. – Мы поженимся, когда будет можно. А пока можешь по этому поводу не беспокоиться. И, пожалуйста, стучи, прежде чем заходить в мою комнату. Я ничего не боюсь, но мне перед Вадимом стыдно, что ты ведешь себя, как дикарь.
– Подумаешь, какие мы деликатные! – возмутилась Галчонок. – Ты моя дочь, и я имею право знать, что происходит. Если влипнешь, мне расхлебывать, таскать тебя по врачам. Буду заходить, когда считаю нужным, пока не окончишь школу и не поступишь в институт. Потом делай, что хочешь, но будешь сама и расплачиваться. А сейчас я за тебя отвечаю – и нечего мне грубить!
– Никто не грубит. Ладно, заходи, если тебе совесть позволяет. Но в таком случае я с тобой делиться не буду. Раз ты мне до такой степени не доверяешь. – И Настя неожиданно расплакалась.
– Ну что ты, доченька! – Мать, обняв ее, поцеловала в подбородок: ведь дочка была уже на полголовы выше мамы. – Да доверяю я тебе, доверяю! Но пойми, я ведь тоже переживаю. Вот когда у тебя будет своя дочка, посмотрю на тебя. Если, конечно, доживу. Н у, не плачь, я больше не буду. Ведь я очень люблю тебя и боюсь за тебя.
– Мамочка, ты тоже прости меня. И, пожалуйста, не волнуйся, мы с Вадимом обо всем договорились. Ты же его немножко знаешь – он человек порядочный. И тоже очень меня любит. Все будет хорошо, вот посмотришь. Знаешь, я теперь чувствую себя такой счастливой! Все плохое забылось. С ним я как будто летаю, наверно, от счастья.
– Только не очень высоко летай, а то больно будет падать. Мне когда-то твоя бабушка дала ценный совет: если тебе слишком хорошо или, наоборот, очень плохо, повторяй фразу «Так будет не всегда!». Она не даст сильно вознестись или низко упасть.
– Нет. – Настя покачала головой. – Я не согласна. Почему нужно думать, что я не всегда буду счастлива? Из-за этого нельзя полностью радоваться, все время надо себя одергивать.
– Но зато когда очень плохо, эта фраза рождает надежду, что так тоже будет не всегда.
– Вот тогда и буду ее повторять. Тем более, что я уверена: у нас с Вадимом это навсегда.
– Ладно, поступай, как знаешь. Что-то мне не нравится отец: он последнее время какой-то сам не свой. Не знаешь, что с ним?