Встретимся у Ральфа
Шрифт:
Виновато подмаргивая, к платформе наконец подкатил поезд, и Ральф запрыгнул в вагон, слишком благодарный за тепло, чтобы злиться на задержку.
Этическую проблему тоже нельзя сбрасывать со счетов. В моральном кодексе некоторых людей — и Джемм наверняка из их числа — чтение чужих дневников по гнусности приравнивается к измене. Имеет ли он право осуждать Смита, если сам хорош? А если уж разоблачать Смита, то не облегчить ли душу и признанием собственной низости? Похоже, иного не дано. Но как?! Как можно в один присест
а) что ее возлюбленный спит и видит (в прямом смысле, даже когда спит с Джемм) другую женщину, о которой мечтает вот уже пять лет;
б) что сосед по квартире, которого она называет другом, с первого дня знакомства тайком шастает к ней в комнату и читает ее дневники;
в) что вышеупомянутый сосед безнадежно, страстно, по гроб жизни влюблен в нее и мечтает идти с ней по жизни рука об руку до конца дней?
А напоследок что? Поинтересоваться, как она находит здешнее карри?
Чушь собачья.
Переход на кольцевую линию не приблизил его к решению дилеммы. Любой вариант ничего, кроме минусов, не сулил — ни единого сиюминутного плюса, ни хотя бы потенциальных льгот. Где он, тот беспроигрышный вариант, что заставит Джемм полюбить его и уйти от Смита без объяснения причин, после чего все трое будут жить долго и счастливо? Такого варианта просто не существует.
Значит, остается действовать по обстоятельствам. Импровизировать. Играть на слух… Посидит с Джемм в ресторане, присмотрится, прислушается, оценит ситуацию. Кто знает, быть может, у Джемм и без него уже зародились подозрения. Вот было бы здорово. В этом случае он лишь подтвердил бы ее догадку, и Смит не смог бы обвинить его в зловредности. Решено. Никаких предварительных планов, никаких окончательных решений.
Поезд подкатил к станции «Бэйсуотер», толпа выпихнула Ральфа на платформу, а эскалатор понес наверх, к Куинс-вей с ее вечной шумно-нарядной атмосферой. Джемм еще не появилась. Ральф обернулся на часы над подъездом — двадцать три минуты седьмого, — сунул руки в карманы и занял пост под козырьком у самого выхода из подземки. Главное — ни о чем не думать, вышвырнуть к чертям все мысли, кроме одной. Он и вышвыривал, едва они появлялись. Играй на слух, повторял он снова и снова про себя.
Присевшая у стены с другой стороны входа старуха, ругаясь под нос, медленно приподнимала бесконечные ярды замызганной серой юбки. Ральф отвел глаза, но не удержался от еще одного быстрого взгляда. Щеря в улыбке гнилозубый рот, старуха продемонстрировала ему безволосую сливово-лиловую промежность.
— Вот тебе, милашка, — бормотала она. — Ты ж этого хотел?
Ральф отвернулся. Ну и пакость…
Куинс-вей не затихала ни днем ни ночью только потому, что среди ее жителей не нашлось бы ни одного англичанина: куда ни шагни — кругом сплошь офисы, третьеразрядные отели, австралийцы, азиаты, африканцы, пивнушки с экранами во всю стену для спортивных фанатов, ночные кофейни, шумные рестораны, иностранная речь. Хочешь почувствовать себя туристом на заграничном отдыхе — поезжай в Куинс. Здесь не в чести какао, домашние тапочки, «Улица Коронации» [2] и яблочный пирог.
2
Телесериал,
Ральф вновь глянул на часы, искоса, чтобы ненароком не привлечь внимания старухи-эксгибиционистки; та все еще подпирала стену напротив и в данный момент, судя по позе, справляла малую нужду прямо на тротуар.
Двадцать девять минут.
На слух играй, играй на слух.
— Не меня ждешь, красавчик?
Ральф вздрогнул и обернулся на тихий женский голос. Джемм!
— Ч-черт! Слава богу, это ты! Я уж думал — вон та моя подружка… Видишь?
— Милая, да? Киску свою уже показывала? Они зашагали от метро.
— Ну? Как прошел день? — спросила Джемм.
— Без толку.
— Жаль. А почему?
— Голова была многим занята…
— Это чем же?
— Да так, всякой ерундой…
— Не хочешь поделиться?
— М-м-м… нет, пожалуй. Может быть, позже… («Умница. Заложи фундамент на будущее. Вдруг беседа получится?») А как твой день? — Он улыбнулся ей сверху вниз. Ему нравилось, что на Джемм приходится смотреть сверху вниз. Это так… так… вдохновляет мужчину.
— Кошмар. Настоящий кошмар. Адский понедельник, но рассказывать не буду. Скука. Лучше ты мне расскажи, что это за ресторан?
Они болтали о карри, о том о сем, ни о чем конкретном. Ральф уже чувствовал себя сбегающим из кастрюли молоком с шапкой бурлящей пены, но не мог убрать пламя. Легкий треп сейчас не для него. Не желает он играть с Джемм в друзей. Разве для того он ей позвонил, чтобы сходить в ресторан, а потом отвезти домой, в двоедушные объятия Смита? Нет уж. Ему хочется… хочется… Играй на слух, парень, напомнил он себе. Играй на слух! Пустой номер. Слух напрягает — аж уши торчком, и эти уши подсказывают ему, что надо рискнуть, поставить на карту счастье. Пожалуйста, господин крупье, все на красное — лимузин, яхту и особняк в Колорадо…
Ральф глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. Они подошли к ресторану, и возглас Джемм на миг замедлил процесс кипения.
— Ух ты! Вот это местечко!
Среди моря столиков беззвучно и стремительно маневрировали десятки неулыбчивых официантов в узких черных брючках, с серебряными подносами на вытянутых руках, уставленными плошками с красным, зеленым, коричневым, бледно-желтым карри и круглыми, ноздреватыми, как поверхность Луны, хлебцами.
Загнанный официант со спринтерской скоростью провел их к свободному столику, метнул два меню и испарился. Ни улыбки, ни слова.
— Не самое дружелюбное заведение, — шепнул Ральф, — зато взгляни на цены.
Как только выбор был сделан и меню захлопнуты, тот же тощий официант материализовался из воздуха, хмуро принял заказ и снова испарился. Тридцати секунд не прошло, как на столе выросли два бокала «Кобры».
— Клиентооборот — быстрее некуда, — рассмеялся Ральф. Черт возьми, не то заведение он выбрал для разговора по душам. Здесь ведь дольше четверти часа не засидишься, тотчас вокруг столика вырастет стена страждущих клиентов с голодными глазами.