Встретимся в раю
Шрифт:
— Заткнись! — прорычал Кухарчук, едва, видно, усмиряя желание вышибить из-под Лимона табуретку. — О ребятах… о донесениях твоих речь впереди. Скажи пока, почему намылился с завода?
— Ни сном ни духом! — перекрестился Лимон. — Чтоб я сдох.
— Странно, — задумчиво произнес Кухарчук. — Мне доложили, что в кадры пошел приказ о твоем переводе на заводской испытательный полигон. Инициатором перевода стал начальник полигона Чертков. Ты его знаешь? Или кто-то на Черткова надавил? Тогда — кто?
Лимон вспомнил разговор с Зотовым, улыбнулся:
— Не знаю, Евгений
— И все же какая-то заручка у тебя есть, — с сомнением сказал Кухарчук. — Рано или поздно докопаюсь.
— Нет заручки, — подосадовал Лимон. — Просто на полигоне, после заварушки, людей не хватает. Вот и набирают тех, кто стрелять умеет.
— Один ты, что ли, умеешь стрелять? — усмехнулся Кухарчук. — Но переводят именно тебя. Одного!
— Неспособный я к слесарному делу, — развел руками Лимон.
— Вероятно, ты прав, — презрительно сказал Кухарчук.
— Беда с вами, с бичами… Ни одного дела, сволочи, толком не знаете!
— Обижаешь! — сказал Лимон.
Он упал с табуретки, выхватил в падении из носка бельгийский браунинг и дважды выстрелил в дверь.
— Дырка в дырке! — похвастался Лимон. — Можешь не проверять, Евгений Александрович.
— В голове у тебя дырка! — разозлился Кухарчук. — Сейчас патруль прибежит… Есть на пистолет лицензия?
— Зачем? Я же вроде сотрудник органов. Вот и приобрел на Рижском рынке. Для самообороны. Может, это надо через бухгалтерию провести?
— Дай сюда, — приказал Кухарчук и положил браунинг в карман. — Сотрудник, распротак твою…
— Сто монет! — завопил Лимон. — Сто зеленых!
— Ничего, ты богатенький, — сказал Кухарчук. — Еще купишь. Но если узнаю, что купил… Голову оторву! Мне засвеченные кадры не нужны. Надоел ты мне, Георгий Федорович! Тебя, как касторку, надо принимать в небольших дозах. И на кой черт я с тобой связался… Ладно. Слушай приказ: от перевода на полигон откажись. Сошлись на что угодно — на грыжу, на ревнивую жену, на клаустрофобию.
— А это что? Вроде триппера?
— Не дури, ох, не дури, Георгий Федорович! Ведь знаешь, что это боязнь замкнутого пространства. Скажи, мол, леса боишься. Понял?
— Так точно! — вытянулся Лимон. — Боюсь леса. Пистолет мой, значит, накрылся? Только привык. Может, в целях самообороны…
— Кому надо на тебя нападать, — холодно сказал Кухарчук, поднимаясь. — Все, через неделю жду доклада. Если меня на месте не окажется, передай, что будет, дежурному.
— А что будет? — озабоченно спросил Лимон.
— Тьфу, пропасть… — пробормотал Кухарчук. — И почему я был так уверен в твоих способностях? Передай, как решился вопрос с переводом на полигон.
Лимон подождал, пока лестница под Кухарчуком перестанет скрипеть, нашел в ванной ржавую стамеску. Поддел порожек у входной двери, снял еще одну досочку, вытащил полиэтиленовый мешок с долларами. Из того
Через день он узнал, что приказ о переводе на полигон подписан и уже в конце недели ему ехать с дежурной бригадой охранников куда-то за Тверь. Об этом и доложил Кухарчуку — сдержанно, без торжества в голосе, но с кучей ненужных подробностей: как он умолял оставить его на заводе, что ему сказали…
— Черт с тобой, — вздохнул Кухарчук. — Будем считать, что сексота из тебя не получилось. Но учти, наш договор остается в силе. Не рыпайся! Не пытайся надуть с… прогулками на природу. Понял?
— Понял. А дальше стучать надо?
— На кого? — рявкнул Кухарчук. — На медведей? В общем, служи, Георгий Федорович. Бог тебе судья. Смоешься — под землей найду! И опять закопаю.
— Да ладно тебе, Евгений Александрович! — сказал Лимон. — Просто за последнюю свинью меня держишь. Не такой уж я неблагодарный, понимаю, что твое молчание дорого стоит. И личное внимание к мелкой сошке — тоже. Рассчитаемся, будь спок! Привет ходокам в телогрейках. Пусть и дальше пасут мои хоромы — ненароком бомжи влезут.
— Веселись пока… — пробормотал Кухарчук, бросая трубку.
Лимон отсоединил от телефонной мембраны крохотный японский магнитофончик — чуть больше наперстка. В комиссионку на днях зашел, а там — такая прелесть. Двадцать зеленых — какие проблемы! Едва увидел магнитофончик, сразу о Кухарчуке вспомнил. На такую миниатюрную штучку хорошо записывать разговор даже из автомата, на виду у целой толпы. Зажал в кулаке вместе с трубкой — и все дела. Дома он прослушал разговор через наушник-горошину и остался весьма доволен качеством записи. Умеют же работать на Японских островах! Как раньше умели, так и не разучились.
— Ничего, — пробормотал Лимон. — Я еще разговорю тебя, господин начальник… Не быть тебе капитаном, не быть… И денежек моих не видать. Если сумеешь хотя бы облизаться, и то будешь ба-альшой молодец!
Вскоре он очутился в дикой заснеженной глуши, где и днем звенела тишина, если на полигоне не испытывали очередную партию игрушек. Скучновато показалось тут Лимону среди не очень разговорчивых крепких парней, которые оживлялись немного за выпивкой да на стрельбище. К тому же, пусть и не очень строгий, но порядок в службе соблюдался. Дежурный наряд регулярно объезжал свою территорию на пневмоходах, отсиживаясь во время короткого отдыха на пикетах, в металлических домиках-балках. Через сутки дежурили. Задача была одна — отлавливать посторонних. Зимой, правда, они на полигон редко забредали. Как-то задержали самоуверенного городского охотника, заблудившегося в трех соснах и потерявшего голос от крика. Летом, рассказывали ветераны, на болотах иногда попадались любители клюквы из окрестных деревень.