Встретимся во сне. История, написанная лапой
Шрифт:
Лёва молча кивает.
Доктор вздыхает и кладёт большую руку Лёве на плечо.
– Да… Тогда действительно странно… Я вот тебе выписал тут кое-что. Ириш, дай рецепты! Держи, дорогой, только печати поставь в регистратуре… Так, но где же твои родители? Надо их дождаться, а у меня очередь. Куда они пошли-то?
Лёва пожимает плечами.
– Творожич, ты не знаешь? – спрашивает меня доктор.
Да Кефирыч я, мяу! Кефирыч! Неужели так трудно запомнить?!
– В общем, всё с тобой в порядке, – говорит доктор Лёве. – Просто растёшь, нервная система перестраивается,
– Но я боюсь засыпать, – всхлипывает Лёва.
– Вот с этими таблетками можешь не бояться, – успокаивает Борисыч. – Главное – пей строго по рецепту. А родители пусть сами ко мне потом зайдут, у меня сейчас нет времени их ждать, извини. Видишь – полный коридор пациентов. Позови следующего, пожалуйста.
Мы с Лёвой выходим, а в кабинет заходит мама с плачущей девочкой, и я успеваю заметить, как доктор сразу протягивает ей мой мячик. И Ириш ещё говорит:
– Григорий Борисыч, помыть бы надо после кота-то.
Мяу! После кота?! Да я самый чистый кот в мире!!! Я-то думал – Ириш… А она! Вот пусть ещё попробует почесать меня за ухом – ни за что не дамся, клянусь кошачьей бабушкой!
Мы с Лёвой одеваемся в гардеробе, и вредная Зинаида в этот раз не вредничает и вообще не обращает на нас внимания: с кем-то трещит по телефону:
– Представляешь? Врезались на машине своей прямо в стену! Ездят как сумасшедшие! Ну да, я скорую вызвала, а как же… Живые – не живые, кто их знает… Я их не разглядывала, боюсь… Ребёнка на приём отправили, а сами в магазин, что ли, поехали, приспичило им… И вот результат. Жуть, не говори!
Эх. Мяу. Какая грустная история. Даже захотелось эту Зинаиду по головке погладить, так она нервничает.
Мы с Лёвой выходим на улицу, там прямо у крыльца стоит машина скорой помощи, и тут – я даже ничего увидеть и понять не успел – Лёва как кинется к машине, как закричит страшно:
– Мама! Папа!
Глава пятая, мяу,
в которой и про любовь, и про колбаску, и про любовь к колбаске
Мяу. Грустно и тоскливо. Мама и папа Лёвы – в больнице: это они врезались в стену. Лёва с ними в скорой ехал и плакал. Держал меня на руках и плакал. И слёзы моего маленького хозяина капали на меня, мяу, и это было – ну очень печально… И развалюшка – всмятку и «восстановлению не подлежит». Так сказал важный дяденька в форме. Не знаю, кто он – полицейский, или спасатель, или ещё кто, я в формах не разбираюсь, мяу…
Едем мы, Лёва плачет, с трудом слова из-за слёз выговаривает:
– Папа за рулём уснул, наверное… Он так устаёт в шахте, там так опасно… Да ещё и после ночной смены… Вот и у врача уснул же… А может, у развалюшки опять что-то сломалось… Может, тормоза отказали… А может, и папа не уснул, и тормоза не отказали… Может, они просто с мамой разговаривали, и он отвлёкся… Они такие разные, но так любят друг друга и, когда разговаривают, обо всём могут забыть… Кефирыч, да что же это такое…
«Да, – думаю, – мяу. Не хранитель
– И зачем они поехали в магазин… – рыдает Лёва. – Ну да, у папы – один выходной, и мама попросила съездить, наверное, быстренько, закупиться… Но почему они меня не подождали? Они думали, что я так долго буду у Григория Борисыча? Ну да, он очень долго принимает… А им всё некогда, всё дела… Вот и решили… Решили времени не терять…
Вот так, мяу. А главное, и мама, и папа – оба без сознания, и непонятно, когда в него вернутся. И что теперь Лёве делать? Как ему жить в квартире одному? Ну то есть не одному – со мной, конечно, мяу… Но коты за хозяевами официально присматривать пока не могут, хоть они и хранители: нужны взрослые.
Вот в больнице врач Лёву и спросил:
– Есть ещё кто-то из родни? Чтобы ты у них пока пожил.
Ну это уже другой врач, понятное дело. Не Григорий Борисыч. Просто мы, так получилось, целый день с Лёвой по больницам. Теперь вот в травматологическом отделении.
Лёва плачет и головой мотает: нет, мол, никого.
– Ну посмотри в телефоне, в контактах, может, у друзей какие родители за тобой последят. – Врач говорит и немножко злится, потому что ему некогда, у него больных полное отделение, а тут ещё Лёва со своими проблемами.
Лёва всхлипывает, достаёт телефон, смотрит. А там особых контактов и нет: мама да папа. И Лёва как увидел «мама», «папа» – совсем разрыдался!
Мяу, как же стыдно! Какой же я хранитель после этого! Маленького хозяина не могу уберечь ни от кошмаров во сне, ни от кошмаров в жизни! Ну то есть, может, без меня бы ещё хуже было… Но и со мной не особенно сладко! Кто сейчас может утешить Лёву? Только я! Хотя… Ой, точно! Валя! Только надо, чтобы он про неё вспомнил!
– Мяу! – говорю громко. Хочу сказать «Валя», не получается выговорить, но вдруг Лёва поймёт?
– Мяу-уя!
– Вот только орущего кота мне тут не хватало! – Совсем врач разозлился. – Иди с ним на улицу, там вспоминай. А то он мне всех больных перепугает. Вопит как резаный.
Мяу, сам ты резаный. Нет, конечно, спасибо, что маму с папой лечить будешь и, надеюсь, вылечишь, надеюсь, они в себя скоро придут… Но вообще – свинство. Весь день обижают! Хотя врачей можно понять: работа нервная.
Лёва плачет, на улицу вышел, стоит у больницы, не знает, что делать. А я всё пытаюсь сказать, что хотел, но проклятая пасть не слушается, эх! Как же это: «Ва-ля»…
– Мя-у!
– Да чего ты и правда раскричался, Кефирыч? – Уже и Лёва злится. – Не до тебя сейчас!
Ничего, проглотим обиду. Главное, чтобы он понял!
– Мя-у-ля! Мя-я-ля! – Ну, Кефирыч, давай, ещё немножко… Ещё чуть-чуть… – Мвя-а… Вя-а-а…
– Ох ты, крикун какой! – вдруг как раздастся у меня над ухом!
Мы с Лёвой вздрогнули и обернулись.
А это старичок.
Он, оказывается, на лавочке сидел у больницы. Мы его не заметили сперва. А теперь он подошёл, улыбается, борода белая и голова тоже, худенький такой, прямо высохший, а улыбка добрая.