Вся история Фролова, советского вампира

Слепаков Александр

Женщины вышли, пообещав вернуться с горячим.

Мужчины выпили по второй и стали закусывать.

– Так, – сказал директор совхоза, – давай теперь, Игорь Степаныч, не для протокола. Тут все свои, я отвечаю. Выкладывай, как дело было.

Участковый замялся. Директору совхоза он верил безоговорочно, знал его много лет. Парторгу не верил вообще, так как тоже знал его много лет. Подполковник вроде хороший мужик, но мало знакомый. Но вот парторг… А хотелось рассказать, как было. Это слишком сильно давило, угнетало, тревожило, хотелось этим поделиться и именно с мужиками. Фельдшер, кстати, запил, видно, что-то подозревает.

Как

ни странно, выручил именно парторг. Он спросил прямо:

– Давай начистоту, за вампиром гонялся?

– Вы что, серьезно? – удивился подполковник. – До меня дошли эти слухи, но чтобы милиция, партийная организация…

– Говори, – директор совхоза улыбнулся, подбадривая.

– Ну, гонялся, – сказал участковый.

– Я понимаю, тебе трудно говорить, – нахмурился директор совхоза, – а нам клещами из тебя тянуть тоже не очень приятно. Давай так, выпьем еще по одной, закусим, ты с духом соберись и нам расскажи. Тебе же легче будет.

– Я его сам видел. Сам. Своими глазами. Не верите? Я понимаю. Сам бы не поверил, – выговорил участковый одним духом.

– Ты давай, мы слушаем, – подбодрил директор.

И участковый стал рассказывать. От водки прошла естественная скованность в присутствии начальства. Да и начальство слушало без насмешек, без глумления, с сочувствием, как свои мужики. И хотя история получалась совершенно дикая, в нее нельзя было не верить. Ну не стал бы участковый так художественно врать. Не смог бы, даже если бы захотел. Он не придумал бы всех этих подробностей. Он не побледнел бы, рассказывая, как в комнате изменилось всё, даже запах. В одну секунду. Такой запах никак, никакими духами создать нельзя. И за секунду испариться тоже нельзя.

Он, конечно, не сказал, что они выходили из комнаты, эта откровенность была бы чрезмерной. И он ничего не сказал про женщину. Просто не упомянул об этом, сказал, просто, что Фролов там был, а потом вдруг исчез. Что, по сути, было правдой. Ну… частью правды, но не враньем. И что дурить так голову, появляться, исчезать обычный человек не может. И донести раненого солдата до дома фельдшера за минуту тоже простой человек не может. А так получается, потому что участковый всю дорогу бежал, не останавливаясь, а когда прибежал, фельдшер уже успел осмотреть раненого, наложить жгут, сделать укол, обработать сквозную рану, приступить к перевязке. Это не пять минут и не десять. А еще надо было раненого занести в медпункт, осмотреть. Руки помыть… Когда он успел? Получается, доставка вообще была почти мгновенной.

– Может, я с ума схожу? – предположил участковый.

– А кто сейчас нормальный, – опять подбодрил директор, – вот меня хоть прямо сейчас можно в дурдом забирать.

– А танковым полком, – добавил подполковник, – вообще нормальный человек командовать не может.

Тут они оба повернулись к парторгу, и директор сказал:

– Так, ты, парторг, молчи. Тебе такие вещи не положено говорить.

Парторг и так молчал. Он был до такой степени подавлен услышанным, что сказать ничего не мог.

– Надо бы нам этого вампира как-то поблагодарить, раз он нам солдата спас, – сказал подполковник. – Но так, по-нашему, по-советски поблагодарить, без этой мистики гнилой. Я вот так думаю, у меня в машине хороший значок есть, советские танковые войска. Гражданским можно носить. Просто отличный значок. Может, ты, участковый,

как-то бы передал ему от меня? А если у тебя галлюцинации, а, скорее всего, так оно и есть, ну… не знаю. Мальчишке какому-нибудь отдашь.

Участковый кивнул, мол, да, конечно.

Глава 34. Подполковник едет в часть

Подполковник возвращался к себе, за окном машины проходили поля, хлеб уже убрали, на стерне паслись коровы, а пастух сидел в холодке под деревом у лесополосы, стреноженная лошадь стояла рядом, пощипывая стерню. Потом пошла бахча, арбузы.

Поля уходили от дороги ровными аккуратными полосами, довольно далеко, примерно на километр. По краям их шли оросительные каналы из бетона, приподнятые над землей. Между полями – грунтовые дороги, чтобы автотранспорт мог подъехать к месту уборки.

Вот показалась хибара из досок, здесь жили корейцы. Они арендовали у совхоза поле, выращивали на нем лук и продавали на базаре. Эти корейцы были, по идее, мелкобуржуазной стихией. Но хибара из досок и сами корейцы, спины которых были хорошо видны на поле, плохо ассоциировались у подполковника со словом «буржуазия».

Подполковник был за границей и даже два раза. Но не на Западе, а в Азии и Африке. И корейцев, скорее, можно было отнести к тому, что он видел там во время своих поездок, а не к буржуазии, которую по советским рисункам подполковник представлял себе упитанной, с животиком, обязательно в цилиндре. Цилиндр символизировал чуждость буржуазии советским людям. Действительно, представить себе советского человека в цилиндре было совершенно невозможно. И большинство советских людей рождались и умирали, так и не увидев цилиндра нигде, кроме как в кино или в театре. Раньше, еще до революции, в цилиндрах ходила образованная прослойка. Но советская власть в числе всего прочего ликвидировала и эту, обидную для простых людей, деталь. И теперь невозможно было представить себе, например, парторга в цилиндре.

Кстати, чего от него так чесноком несет, интересно. Ведь не еврей же он! А сам подполковник? Как бы он выглядел в эполетах? Поджарый подполковник, бегающий по утрам с солдатами на зарядке вполне в эполетах выглядел бы нормально. «Очень даже ничего, – подумал подполковник, – но хер с ними, и так сойдет».

Несильное опьянение от водки, выпитой в директорском кабинете, проходило, подполковник вспомнил эти разговоры про вампира, удивился, как он мог хотя бы на минуту думать об этом, ну не то, чтобы серьезно… но вообще воспринимать иначе, чем абсолютный бред. Все эти подробности уже не выглядели убедительно, хорошо, что у участкового отобрали пистолет. Человек с такими мыслями пистолет носить не должен. Хотя странно всё это. Участковый не выглядит как человек, допившийся до ручки. То, что он описывает, конечно, сильно на него действует, но он не напуган.

Подполковник знал, как выглядит страх. Страх вызывает подавленность, отсутствие воли к действию. Ничего этого у участкового не заметно. Он вообще нормальный вроде бы мужик. Его в тюрьму надо посадить за то, что он солдата ранил. Но идея посадить участкового в тюрьму по непонятной для самого подполковника причине не вызывала у него энтузиазма.

Вот парторг напуган, это чувствуется. И это тоже странно. Он же первый должен такие разговоры пресекать. А он их сам начинает. А ведь он идеологический работник.