Вся ночь впереди
Шрифт:
Ему понадобилось не меньше десяти минут, чтобы довести Габриэль до дверей ее квартиры. Еще пять минут он потратил на то, чтобы втащить ее в спальню. По пути в спальню полотенце, которым она прикрывалась, упало. Покачиваясь на нетвердых ногах, Габриэль стояла посреди комнаты в юбке и кружевном бюстгальтере и повторяла:
– Сделай меня, Марк, сделай. Очень тебя прошу.
Боже, ну и денек выдался!
– Ложись спать, – устало попросил он.
– Н-не хочу-у-у…
Она попыталась было обхватить его руками за шею и поцеловать. Марк мягко, но решительно отвел от себя
– Иди спать, – упрямо повторил он.
Она посмотрела на него мутными, с потеками туши глазами и заплетающимся языком произнесла:
– Я тебя ненавижу.
– Я тебя прощаю.
Выражение ее лица непрерывно менялось. Исказившие ее черты ненависть и злоба уступили место выражению глубокой печали.
– Почему я тебе не нравлюсь?
– Ты мне нравишься.
– Неправда. Ты меня ненавидишь.
Марк запротестовал, но не слишком активно:
– Тебе показалось…
Габриэль заплакала. Из ее груди вырывались тихие сдавленные рыдания. Голову она опустила, поэтому он не видел ее лица.
Марк усадил ее на кровать, обнял за плечи и, словно малого ребенка, стал ее укачивать.
– Знаешь что? – спросила она прерывающимся от рыданий голосом.
– Что?
– Больше всех я ненавижу себя.
Глава 15
Пятнадцатое июля. День рождения Остина.
«Это не день рождения, а фарс, – подумал Остин. – И самое главное, что и я, и Молли об этом знаем».
Он сидел на кухне, опираясь на новую трость из черного дерева. Эми говорила, что трость придает ему солидность. Остину очень хотелось в это верить, но как-то не получалось.
Они с Молли вернулись из очередного похода к доктору, после чего Молли занялась тортом. Это был праздничный торт – в честь его дня рождения. По нынешним временам – редкость! С тех пор как Эми от них съехала, дни рождения они не праздновали.
На холодильнике орало радио. Сделав паузу в выступлении рок-певцов, диск-жокей вдохновенно повествовал о погоде: «Сегодня жарко, так что напяливайте на себя купальные костюмы – и бегом к воде. На городском озере сегодня день пепси. Покажете шесть пустых жестянок, получите бесплатный билет на пляж. Ну а пока вы втираете себе в кожу масло для загара, мы заведем для вас одну старую песенку – как раз под настроение».
Тягучая песня наводила на мысли о лете, белых парусах, ярком солнце и прогулке босиком по песчаному пляжу.
Молли всегда любила жару, а Остин – нет. Но сегодня ему показалось, что жара в принципе не такая уж плохая вещь и совсем его не тяготит. Все дело было в том, что в жаркую погоду у него улучшалось кровообращение и меньше болели суставы.
Если бы не вечеринка, которую затеяла Молли, день был бы просто чудесный.
Остин ненавидел вечеринки. Всякие, в том числе и те, что устраивали по случаю его дня рождения. От дурацкой песни «С днем рожденья, милый Остин…» и процесса задувания свечей на торте его начинало тошнить. Все праздничные ритуалы он называл собранием глупостей. Особенно в этом смысле выделялся Новый год. В этот вечер люди надевали дурацкие шляпы, колпаки и маски
Остину очень хотелось, чтобы на праздник приехала Эми, но она с Крисом и Мелиндой находилась в Канаде. Это была экскурсия, которую она запланировала почти год назад. Что и говорить, дочь верно расставила приоритеты. Поездка с семьей за границу, конечно же, куда важней, чем день рождения жалкой человеческой развалины, именующейся ее отцом.
– Придут Сэмми и Рейчел, – сообщила Молли, пытаясь определить его реакцию на это сообщение.
Зачем, спрашивается, она пригласила Сэмми? Знает же, что ее братец – последний человек на свете, кого он хотел бы видеть.
Когда Остин понял, что Молли так никогда его и не полюбит, ему ничего не оставалось, как подыскать этому удобоваримое объяснение. И тогда он пришел к выводу, что способность любить у нее полностью атрофировалась из-за смерти ее любовника и из-за выкидыша, положившего конец ее первой беременности. Но потом из Вьетнама вернулся Сэмми, и Остин понял, что его теория ни к черту не годится. Молли прямо-таки боготворила брата.
А вот он, Остин, невзлюбил Сэмми с первой же встречи. Уж больно этот Сэмми был остроумен, улыбчив и обаятелен. В этом смысле он превосходил Остина, а Остин ничего не мог ему противопоставить. Что греха таить, Остин никогда не относился к людям, которых называют «душа компании».
Короче, ни к чему ему этот вечер, совершенно ни к чему.
Надо бы сообщить об этом Молли, но у него, как на грех, кончилась бумага. Чтобы привлечь внимание жены, Остин взял карандаш и постучал тупым концом по пластиковой подставке с зажимом.
Это означало: «Молли, принеси мне бумагу. Немедленно».
Молли повернулась к мужу и окинула его оценивающим взглядом. Будто инфузорию какую-то рассматривала.
– Ты слишком полагаешься на бумагу и карандаш. Между тем тебе следует развивать речь.
Насчет речи она была права. Но Остину не нравились утробные звуки, которые он издавал. И потом: он имеет право требовать все, что ему нужно. Неважно, бумага это или что-то другое. Если ему не дадут бумаги, он будет писать на обоях. В конце концов, он у себя дома.
Остин потянулся карандашом к обоям.
Молли, скрестив на груди руки, наблюдала за его действиями.
– Не глупи, Остин. Я дело говорю.
Он понял, что попытка шантажа не удалась. Она ему не поверила. Отшвырнув карандаш, Остин подался всем телом вперед, выпятил губы и с трудом произнес:
– Д-дай м-мне б-бумагу.
– Она тебе ни к чему. Но если ты придерживаешься другого мнения, пойди и возьми сам.
Молли была права. Как обычно. Чтобы попасть в кабинет, ему нужно было сделать всего десять шагов. Но ему-то хотелось, чтобы бумагу принесла она. Остин, опираясь на палку, стал подниматься с места. Пусть видит, как ему тяжело. Ему и в самом деле каждое движение давалось с трудом. Сегодняшние занятия с логопедом совершенно его вымотали.
Молли сделала вид, что ничего этого не видит.