Вся трилогия "Железный ветер" одним томом
Шрифт:
— Невозможно, — согласился старший, — но случилось. Грешат на циклон и электромагнитную бурю, там вроде шторм и какие-то странные помехи, очень мощные. Но нам от этого не легче.
— И теперь ты отправляешься лично.
— Да. У меня три дня, затем кредитное соглашение перестанет действовать, и можно будет сливать воду. Новое мы оформить просто не успеем, евробанкиры медленны на руку, товарищество закончит оформление «второй очереди» раньше. Так что гиропланом до Москвы, там на скоростной дирижабль и с пересадкой в Осло прямиком
— «Летающее крыло», — подсказал Виктор.
— Да, вроде так, они делают почти четыреста километров в час. Надеюсь, что в полете меня застанет радостное известие о том, что наши проблемы решены. Иначе нам останется только привольное житье рантье.
— Ладно, пап, не грусти. — Виктор не очень понимал, какие правильные и одобряющие слова нужно говорить в такой ситуации, но искренне постарался утешить отца. — Не может такого быть, чтобы сломалось все и сразу. Три дня — это три дня, я думаю, ты услышишь хорошие новости уже в пути. Ну а если все-таки что-то пойдет не так…
— Хм… — Таланов-старший скривился. — Сын, ты меня прямо воодушевляешь!
— Пап, я же военный, нас учат, что побеждает не тот, кто планирует, как хорошо он распорядится победой, а тот, кто тщательно продумывает, что он будет делать, когда все пойдет наперекосяк.
— Вот на что идут наши кровные денежки, — через силу, но все же улыбнулся Савелий Сергеевич. — Наша доблестная армия учится проигрывать…
— Нет, она учится побеждать. — Виктор решил ковать железо, пока горячо, старательно отвлекая отца от невеселых мыслей. — Тот, кто готов к поражению — не боится его. В неспокойное время живем, с конфедератами все совсем не весело.
Савелий Сергеевич встал, чуть потянулся, покрутил кистями, разгоняя кровь.
Сумрак, заполняющий кабинет, поблек, темень за окном заиграла новыми оттенками серого и черного, разделившись на уровне горизонта тончайшей нитью алого.
— Рассвет близится, — сказал отец, по-прежнему стоя. Он смотрел в окно, и на лице его, быстро сменяя друг друга, проходили выражения усталости, печали, затаенного гнева. Словно карты, тасуемые руками опытного фокусника.
— А что там у вас? — неожиданно спросил он. — Армия стоит на страже?
— Как всегда, папа, как всегда, — дипломатично ответил Виктор. Он хорошо понимал, что на самом деле отец беспокоится о нем лично, но, понимая специфику работы сына, облекает вопрос «Как дела?» в дипломатичную форму. — В Африке неспокойно, конфедераты наращивают флот, англичане цепляются за прежние заслуги. Все как обычно.
— И какие… перспективы? — по-прежнему как бы отстраненно продолжил Савелий Сергеевич.
— Как всегда, мы всех побеждаем. — С этими словами Виктор тоже поднялся и обнял отца, чувствуя через ткань пиджака, как похудел старик.
— Ты
— Спасибо, сын, спасибо. — Савелий Сергеевич так же крепко сжал сына в объятиях, все еще не по возрасту крепких. — Мне тебя не хватало.
Он решительно отстранил младшего и с пару мгновений всматривался в лицо сына. Казалось, только вчера держал на руках крошечный сверток со слабо плачущим младенцем. Но это было тридцать лет назад, и теперь сын — капитан воздушного десанта Империи, элита вооруженных сил, боевой офицер, который никогда не рассказывает, чем занимался на службе, и не имеет права хранить дома награды, а это о многом говорит понимающему человеку.
И пусть все корабли сгорят, деньги обесценятся и океан обмелеет, у него есть сын, которым можно и нужно гордиться, а значит, жизнь уже прожита не зря.
За окном в темном небе прошелестел моторами, мигая посадочными огнями, гироплан.
— Я пойду, — решительно сказал Савелий Сергеевич, — не провожай, не люблю я этого.
— Я помню, — в тон ему отозвался сын, — иди.
Виктор стоял у окна и смотрел, как высокая, подтянутая фигура отца прошла по едва освещенной дорожке, в плаще и с чемоданчиком в руках, к калитке.
Отец, папа, милый и родной человек. Тот, кто не бросил сына, болезненного и слабого, переболевшего всеми мыслимыми детскими болезнями. Тот, кто всегда находил время и любовь для мальчика, подростка, юноши.
— Я тебя жду, — тихо, одними губами сказал он. — Возвращайся скорее из своей «молчащей Исландии».
Глава 3
Прерванный отдых
«Старею», — подумал Гордей Лимасов перед зеркалом, насупив брови. Повернулся к гладкой зеркальной поверхности левой щекой, провел ладонью по намечавшейся щетине. Затем повторил те же действия с правой половиной лица. Бриться, как всегда, не хотелось, и Гордей в который раз задумался, а не отпустить ли ему бороду?
Со вздохом он раскрыл бритву, проверил остроту лезвия подушечкой большого пальца и начал священнодействовать над кисточкой и пеной. Все эти современные пасты, растворяющие щетину, здорово раздражали лицо, а от обычных бритв кожа еще и облезала, как после обморожения. Впору было задуматься над процедурой длительной депиляции, но с его точки зрения это было как-то… не по-мужски.
Разогретое под струей горячей воды лезвие скользило легко и почти незаметно, оставляя за собой младенчески-розовую кожу без единого волоска. Нелюбимая, но привычная процедура успокаивала.