Вся жизнь — игра
Шрифт:
— Конечно, синьорина! Взгляните на мой нос! Разве это нос с древнеримских монет? Это типично русский нос!
— Действительно! — расхохоталась Маргарита. — Потому-то и водку вы хлещете совершенно по-нашему!
Старик не обиделся, а, напротив, был польщен:
— И никогда не пьянею! Во мне сидит крепость сибирской лиственницы!
— Вы замечательный, синьор Джузеппе! — Маргарита бросилась к старику на шею и звонко поцеловала его прямо в нос — картошку.
— Остерегитесь, синьорина, — лукаво предупредил Понтини,
— Конечно, без вас прогорит, синьор Джузеппе! На самом деле, гений — это вы, а вовсе не Геор… не синьор Джорджио!
На Ритину проговорку старик откликнулся только ехидным шмыганьем толстого носа. Он галантно предложил даме свою иссохшую руку, и они направились к яхте, возле которой толпилась любопытная ребятня.
Матрос из яхт-клуба предложил свои услуги по управлению яхтой, но оказалось, что этого не требуется. Лучано сам мастерски справлялся со снастями: как выяснилось, в юности он даже участвовал в спортивных регатах на Адриатике.
Они плавно отчалили от берега, и Маргарита видела, как старый смешной Джузеппе собрал вокруг себя детишек и стал бегать с ними наперегонки.
Но не за их шумной возней она следила. Высматривала того, ради кого и затеяла, собственно, эту морскую прогулку. Очень ей хотелось, чтобы Георгий увидел ее сейчас, такую неотразимую, в ярко-алом бикини, на борту белоснежной яхты.
Но его не было, как назло. Назло, конечно же, назло ей он отсиживался сейчас в номере, в этом Маргарита ничуть не сомневалась.
Ну, а все-таки… может, не утерпит?
Может, хоть из окна выглянет, приподняв тайком тюлевую занавеску?
Его окошка, к сожалению, вычислить она не могла. Знала, что живет Георгий на восьмом этаже, ближе к торцу здания, но — черт бы побрал эту современную архитектуру! — все окна сливались в сплошные параллельные линии:
— Лучано, — попросила она. — Давай не будем сразу выходить в открытое море. Прокати меня сперва вдоль побережья.
— Хочешь полюбоваться скалами? Пожалуйста.
Скалами… что ж, можно сказать и так. Только — в единственном числе. Он действительно похож на скалу, этот компьютерный гений. Отчего же ты не показываешься, человек-скала?
Отчего ты не хочешь взглянуть на Маргариту и… испытать мучительное чувство ревности?
Отчего ты…
«Ах да, — опомнилась Маргарита. — Мы же с ним до сих пор на «вы». Это с Лучано я накоротке. Жаль, лучше бы наоборот. Как мне хотелось бы сказать: иди ко мне, иди, мой Георгий, мой Гера…»
Видно, лицо ее от этих грез озарилось блаженной мечтательной улыбкой, потому что Лучано залюбовался, загляделся и по ошибке потянул не за тот канат.
Яхта опасно накренилась, и Рита едва не скатилась с палубы
— Скузи, синьорина! — испуганно вскрикнул Джерми и тут же ликвидировал крен.
Испугался итальянец не за себя, а за нее. Сам-то он даже не пошатнулся, уверенно стоял на зыбкой поверхности, прямой, как мачта. А его накинутая на плечи расстегнутая белая рубашка раздувалась за спиной, как парус. Получалось, что сразу две мачты и два паруса было у маленького кораблика…
Люди на берегу видели эту красоту и приветствовали ее взмахами ладоней, платков, шляп. Дети на надувных матрасах начинали усиленно грести в сторону белого суденышка, но тут же отставали.
Даже чайки сворачивали за ними, и Маргарита бросала птицам кусочки бубликов, предусмотрительно загруженных на борт продумавшим все до мелочей Джузеппе Понтини. Значит, в морских прогулках старик тоже знал толк: наверное, немало красавиц прокатил в молодости по морю итальянский потомок русских купцов.
Маргарита распласталась на палубе и с некоторой опаской свесила голову, чтобы поглядеть на воду.
Внизу было прозрачно и чисто. Дна, правда, не видно, зато видны мелькающие за кормой рыбешки. Они перехватывали упавшие в воду хлебные кусочки, ничуть не боясь, что сами могут быть съедены чайками.
Словом, все — и люди, и животные — тянулись к легкой белоснежной яхте.
Все, кроме человека-скалы. Скалам вообще не свойственно сдвигаться с места…
«Ну и пусть, ну и подумаешь», — разозлилась уставшая от ожидания Маргарита.
— Лучано, давай-ка вдаль, на простор!
И они повернули прочь от берега, сопровождаемые галдящим птичьим эскортом.
Если бы вы знали, как это здорово — находиться между водою и небом, когда обе стихии сливаются воедино и нет между ними линии горизонта!
Берег исчез из виду, и яхта, кажется, зависла в невесомости, не испытывая на себе земного притяжения.
Плывущие по небу облака отражались в воде. Или, наоборот, морская пена отражалась в небе?
Маргарите стало вдруг так легко, так спокойно, так радостно, что она бездумно воскликнула:
— О море!
И Лучано тут же отозвался созвучным словом:
— Аморе!
Маргарита знала, что «аморе» по-итальянски означает «любовь».
И Лучано тоже знал, что она это знает…
Они улыбнулись друг другу: между ними вновь не было барьера, как тогда, во время арбузного пиршества.
Скала — это кусок твердой, тяжелой земли, а ничего земного не существовало в этот момент, и притяжение к человеку-скале на время отпустило Маргариту. Мучительные мысли растворились в морской воде, развеялись соленым ветром…
Лучано не попытался поцеловать Риту: он просто смотрел на нее, лежащую, с высоты своего роста. И в этом взгляде сконцентрировалось все: и долгие поцелуи, и самые жаркие ласки.