Всю жизнь за синей птицей

Князев Сергей

На этот раз вместе со своим одноклубником и добрым товарищем Михаилом Корчагиным я готовился к поединку особенно тщательно. Внезапно хлынувший на Тбилиси дождь дал нам возможность обдумать все не спеша, а мне еще и отдохнуть денек перед финалом. Помимо того, что решено было отказаться от известных бывшему тренеру тактических приемов, намечено было следующее: во что бы то ни стало заставить Андреева с самого начала матча волноваться. В финале перед ним должен предстать не больной Озеров, а теннисист, готовый биться до последнего. Удастся мне выиграть два первых гейма, ошеломить противника – победа будет за мной. И вот настал день решающего матча. Вышли на разминку. Андреев бьет вправо –

стою, бьет влево – стою. Показываю: плохо дело, подвижности нет. О том, что я мечтал и готовился выиграть, что буду биться за победу, соперник, по моим расчетам, должен узнать, только когда начнется матч. По жребию мне досталась выбирать. «Пусть подает», – говорю судье.

Пока не разогреешься, не войдешь в темп игры, пока не пройдет волнение, подача всегда идет не гладко. Так было и на этот раз. Андреев подает. Справа сильно встречаю. «Катюша» – так называли теннисисты мой удар справа – удалась. Андреев подает и выходит вперед. Он ждет обводки по прямой. Напрасны надежды – мяч летит мимо прямо по диагонали. Андреев бежит вплотную к сетке – выжидаю удобный момент, кидаю «свечку». Еще один косой удар, и гейм мой. Теперь мне подавать. Зрители подбадривают. Я атакую. И вот первая задача выполнена, два гейма за мной – 2:0. Вместо того, чтобы атаковать и подавить меня скоростью, темпом, Андреев допускает роковую ошибку – уходит к задней линии, решив, видимо, поиграть, «помучить» не совсем окрепшего после операции соперника. Это как раз мне и нужно. Инициатива полностью в моих руках. Игра идет в удобном для меня темпе. 6:4 – первый сет за мной. Во второй партии, имея подавляющее преимущество, я настолько разыгрался, что отдал противнику только один гейм. 6:1.

Третий сет. Наконец-то Андреев понял свой промах. Он атакует. То и дело идет в ход «хлопушка» – известный андреевский удар справа по диагонали. А у меня сил все меньше и меньше. Понимаю, что надо сделать все, чтобы вырвать победу именно в третьей партии: позже противник приободрится и обыграть его будет гораздо труднее. Понимаю, все понимаю, но сил нет. 20 дней тренировок, конечно, очень мало, чтобы уверенно провести матч такого накала. Третий сет – Андреева. После перерыва развернулась упорная борьба – 1:1, 2:2, 3:3. Каждый выигрывает свою подачу. 4:3. Я впереди. Теперь во что бы то ни стало надо выиграть подачу соперника! Кажется, удается: в восьмом гейме при подаче Андреева – «меньше».

Пять мячей остается до победы. Пять мячей, и я – чемпион. Вспышкой молнии проносится в сознании: Москва, корты ЦСКА, до победы, до золотой медали пять очков, пять мячей и вдруг… мениск. Неужели опять повторится? Андреев подает. Рванулся навстречу мячу – что-то хрустнуло в колене. Все? Нет, показалось, с ногой все в порядке. Точный удар – гейм мой. 5:3. Мне подавать. Бью. Попал. Остается три мяча. Силы уходят… Я на операционном столе. Ланда наклоняется надо мной: «Когда чемпионат СССР?.. Прошу вас выиграть это соревнование ради медицины, ради нашей дружбы».

Два мяча до победы. «Справку. Дайте справку, Озеров», – вдруг обращается ко мне судья.

Нет, показалось. Еще не хватает такой чертовщины, как галлюцинации! Нервы на пределе. Как нужны ободряющий взгляд любимого тренера, улыбка, знакомые слова: «Борись, борись!»

Этого нет. Тренер – по ту сторону сетки. Он наставник соперника. Вспоминаю свой звонок Спиридонову: «Володя, спасибо за все, ты свободен». Он свободен, а я? Я один, один…

Матчбол – один мяч до победы.

…Батумский вокзал. Сколько тут друзей! Их милые лица, улыбки у меня перед глазами. «Коля, мы с тобой!» Словно прибавилось сил, подача вышла отличной. Все!! Победа!!!

«Нет», – объявляет арбитр. Судейская ошибка – с кем не бывает! Но

кажется – лавина обрушилась на меня с этим коротким «нет».

Нервы, нервы… Чуть не плачу. Выдержу ли? «Ровно», «меньше» – доносится голос судьи. Неужели проиграл?

Мысли бегут. В гостиничном номере ворох цветов – от тбилисских друзей, телеграммы от товарищей по театру и редакции «Последних известий». Тбилисский корреспондент Всесоюзного радио мечется от корта к телефону. Вызывает Москва. Вопрос один и тот же: как играет Озеров? Это уже не для эфира, это волнуются друзья. Как не хочется их подвести! Снова «Ровно»! «Больше». Снова до победы один мяч.

В театре есть такое понятие: «внутренний монолог». Это страшно трудный монолог. Его не слышит публика, его знаешь и слышишь только ты. Это твои мысли, твое понимание не только роли – понимание жизни, твое отношение к ней, это разговор с самим собой, когда нельзя уйти от трудных вопросов, когда надо сказать всю правду, все так, как есть. У каждого из нас есть свой внутренний монолог, и у спортсменов, конечно, свой, особенный, неповторимый. Когда я видел на помосте Юрия Власова, когда я мысленно пытался встать в ворота рядом с Яшиным или Коноваленко, я думал о том внутреннем монологе, который они произносят на своей спортивной сцене. Я думаю о монологе, который никто не слышит и о котором мало кто вообще знает, но он – есть, он звучит, и иногда мне кажется, что я слышу его, и тогда начинаю понимать пантомиму Власова, его могучую богатырскую пантомиму, начинаю понимать Яшина и Коноваленко. И, поверьте, когда мне кажется, что я слышу их, своих друзей, которые молча, без слов играют свои трудные главные роли на глазах у миллионов людей, я хочу, чтобы их слышали все, я мучительно ищу слова, которые могли бы… озвучить неслышные монологи моих героев. И если я нахожу эти слова, я счастлив. Я понимаю и слышу внутренние монологи спортсменов потому, что сам не раз произносил их на песчано-желтых сценах теннисных кортов. И как много было этих монологов! Но кто их слышал?..

Вот и сейчас, знает ли Сергей Андреев, что не его я вижу, несущегося ко мне с ракеткой, как с пикой наперевес, а строгое лицо профессора Ланда, который только что закончил операцию, и пока сестры бинтуют мою распоротую, а потом зашитую коленку, слышу, как он говорит мне: «Вы должны стать чемпионом». Голос профессора зовет к победе, глаза добрые, чуть с хитринкой, смотрят ласково, успокаивающе.

Пять, четыре, три, два мяча – выстраданы, пережиты! Остался один последний, решающий мяч!

Подаю. Андреев отвечает и мчится вперед. Какое-то мгновение выжидаю. Обводки по прямой не будет. Немножко наклоняю ракетку – свеча. Теперь вперед, в атаку! Андреев отбивает. Я угадываю направление полета мяча, делаю замах, соперник совершает ложное движение, задерживается в левом углу и ждет повторения удара в тот же угол. Нет, косо, только косо! Дрожащей от усталости и нервного напряжения рукой бью по диагонали. Мяч ударяется о землю, взлетает воздух и снова опускается на стороне противника. Всё. Чемпион! Ровно семь месяцев прошло после операции – день в день, золотая медаль моя!

Четыре года прошло с тех пор, как я лишился чемпионского титула. Мечтал, ждал, надеялся, верил и вновь сомневался, что смогу быть первым. Как же долго я ждал этого счастливого дня! Не могу сдержать слез радости, а в Москву летит телеграмма профессору Ланда, чародею, вернувшему меня к спорту, к жизни: «Рад доложить – задание выполнено. Бесконечно счастливый, на всю жизнь благодарный, всегда ваш – чемпион Советского Союза по теннису Николай Озеров».

Вот такая история связана с золотой чемпионской медалью 1951 года, которую я считаю своей самой дорогой спортивной наградой.