Вторая любовь
Шрифт:
— Подруга, ты все слышала. На самом-то деле, — самодовольно добавила Венеция, — им пришлось выкинуть эксклюзивное интервью с Деннисом Родмэном [33] , чтобы мы оказались в этом номере!
— Венеция! Ради Бога, как же тебе это удалось?
— Тебе лучше об этом не знать, — мрачно отозвалась негритянка.
— Ты просто удивительная, — изумилась Дороти-Энн. — Я тебе очень обязана.
— Глупости. Ты и вправду у меня в долгу, но только не вздумай забивать этим свою хорошенькую головку именно сейчас, — щедро разрешила Венеция. —
33
Звезда баскетбольного клуба «Чикаго Буллз».
Потом Дороти-Энн поговорила с Берни Эпплдорфом. Он вел себя более сдержанно, но она и не ожидала большего от человека, подсчитывающего фасолины.
— Ваши куры еще не снесли яйца, — сердито проворчал он. — Так что их нечего пока считать. Вы прибавили комиссионные, увеличили расходы на рекламу, вы еще за это поплатитесь.
«Верный старина Берни, — подумала Дороти-Энн. — Говорит как настоящий бухгалтер».
— Берни, хотя бы на этот раз, избавьте меня от лекции. Я позвонила только для того, чтобы узнать цифры нашего ежедневного дохода.
— Ладно, — вздохнул он. — Каким-то образом, не иначе, как благодаря чуду, мы побили вчерашние показатели.
— Мы сделали это?
— Я же вам сказал!
— О Берни! — Дороти-Энн захлебнулась от восторга. — Если бы вы были рядом, я бы вас расцеловала!
— Оставьте свои поцелуи при себе, — пробрюзжал Эпплдорф. — А вот вам еще и бесплатный совет. Считайте вчерашний день чудом, а не закономерностью.
«Что такое с этим парнем? — гадала Дороти-Энн. — И как же заставить его радоваться? Или Берни навсегда обречен оставаться скрягой?»
— Ответьте мне на один вопрос, Берни, — решилась Дороти-Энн. — Есть ли что-то на этой земле, ну хоть что-нибудь, что сможет поднять вам настроение?
— Странно, что вы об этом спрашиваете.
— Ага! — воскликнула молодая женщина. — Я знала, что должно что-то быть. Тогда что же это? Позвольте мне угадать. Целый ряд голых хористок и только для вас? Сорвать банк в Лас-Вегасе? Выиграть джек-пот в «Лотто-миллион»? Что?
— Мое представление о блаженстве, — сообщил ей Берни утомленно, — это хороший, ровный, недраматический баланс, хотя бы ради разнообразия. Вы знаете, нечто такое, что не напоминало бы сумасшедший тест у психоаналитика. У меня бы значительно понизилось давление, а это довело бы меня просто до состояния экстаза.
— Я как раз его достигла, — пробормотала мрачно Дороти-Энн.
— Но есть и еще кое-что, что сделает меня счастливее. Хотите узнать, что?
— Если говорить честно, Берни, то нет. Впрочем, я могу догадаться. Но именно сейчас мне бы очень не хотелось, чтобы вы на меня наседали.
— Что ж, как ваш ревизор и ваш друг, я бы проявил небрежность, если бы не стал повторять одно и то же. Должен же кто-то заставить вас бросить эту черную дыру, всасывающую
— Берни, Берни! — прервала его Дороти-Энн, пытаясь не дать ему и дальше разочаровывать ее. — Сколько раз я должна вам повторять? Иден Айл — это будущее.
— Неверно, — прокаркал он. — Иден Айл станет вашим прошлым. Вашим собственным Ватерлоо.
— А что такого плохого в Ватерлоо? — мрачно поинтересовалась Дороти-Энн. — Да, это стало концом для Наполеона. Но вы должны признать, Берни, что это же сражение стало триумфом Веллингтона. Понимаете? Все зависит от того, с какой точки зрения на это посмотреть.
Но Берни не удалось поймать на эту удочку.
— Рассуждения милые, но не совсем верные. До настоящего времени вам удавалось держаться на самом краешке. Но поверьте мне. Если вы не сократите расходы, вы можете не пережить следующей катастрофы. А с другой стороны, без этого белого слона, со строительством которого вы так завязли, вы сможете — я сказал, сможете — пережить грядущие тяжелые времена.
Дороти-Энн поняла, что дальше спорить бесполезно.
— Ладно, — сказала она. — Вы высказали свое мнение. Ваш совет принят к сведению. Я все обдумаю.
— Хорошо, но я не буду молчать, — проворчал напоследок Эпплдорф.
Теперь, вспоминая этот разговор, Дороти-Энн приходилось признать, что по многим позициям совет Берни пришелся кстати. Но ведь бухгалтеры не обладают даром ясновидения.
Она оглядела телефоны на рабочем столе и прочитала наклейки под кнопкой автоматического набора номеров. Женщина заметила, что первые четыре принадлежали ей — ее городской дом, офис в Уайт-Плэйнс, телефон в машине и ферма. И тут она увидела, что в левом ряду под номером пять было написано «Экерман».
Не тратя больше времени даром, Дороти-Энн сняла трубку и нажала кнопку.
Дороти-Энн представила Курта и Ханта друг другу, взмахом руки пригласила мужчин садиться в пластиковые стулья перед ее столом и сразу же перешла к делу.
— Курт, мистер Уинслоу — это старый друг нашей семьи, — сказала она, слегка погрешив против правды. — При нем вы можете говорить свободно.
Экерман кивнул, принимая эту небольшую натяжку. На этот раз он надел майку цвета банок с кока-колой под гавайскую рубашку с длинным рукавом с изображением гавайских девушек, танцующих хулу, и белые шорты. Их рисунок напоминал беспорядочные мазки краски. На ногах красовались лимонного цвета теннисные туфли, а на носу солнечные очки в розовой оправе.
— Теперь о вашей отставке, — бодро заговорила Дороти-Энн. — Вчера мне показалось, что на меня сбросили бомбу.
Курт от неловкости заерзал на своем стуле. Он выглядел смущенным и закусил нижнюю губу.
— Я не хотел оскорбить вас, — честно признался он. — В этом нет ничего личного.
Дороти-Энн кивнула и улыбнулась, чтобы показать, что не испытывает к нему неприязни.
— Я это понимаю. — Она сложила руки на папке с бумагами. — Я также с пониманием отношусь к вашему стремлению к новым вершинам. Если кто и может это понять, то именно я. Я точно такая же.