Вторая невеста
Шрифт:
— Как не планировал?! А то, первое, тоже не планировал? Как это? Не понимаю!
— То есть ты хочешь сказать, что первое было спонтанным, а второе при схожих обстоятельствах не может быть спонтанным, оно выглядит уже как преднамеренное, так? — спросил Федор.
— Ну… да… не знаю! А почему ты считаешь, что он не планировал убить?
— Во-первых, Савелий, мы не знаем, что это тот же человек. Во-вторых, у него не было с собой орудия убийства, и он воспользовался поясом жертвы. В-третьих, он не продумал детали, ему просто не хватило времени. Ту, первую девушку он убил в парке, сложил ей руки… и так далее. Он выставил ее на обозрение. А Алину он спрятал. То
Савелий неуверенно сказал:
— Но он снова унес туфли…
— Это узнаваемая деталь, то, что объединяет оба убийства. Шнурок и туфли, похоже на почерк. Если бы не туфли, то возник бы вопрос, он ли убил. Это уже легенда, ритуал, он вкладывает в убийства особый смысл. Он или тот, кто знал о первом убийстве и повторил обряд.
— Имитатор!
— Именно. Но кем бы он ни был, Павел Зинченко его знает, такое у меня внутреннее чувство. Не может не знать. У него было около двадцати лет, чтобы осмыслить убийство первой девушки и прийти к каким-то выводам или хотя бы заподозрить кого-то. Полина говорила, что он страшно переживает, стал пить. Я видел его: обросший, страшный… Коля говорит, бычара, здоровый, сильный мужик…
— Он переживает трагедию! — воскликнул укоризненно Савелий.
— Я не спорю, но как-то все слишком.
— Ты считаешь, это он? Обеих?..
— Не знаю. Я хотел сказать, Савелий, мне кажется, тут еще и чувство вины.
— Что не уберег!
— Не только. Он знает, кто убийца. Или догадывается.
— Но это же абсурд! Почему он тогда молчит?
— Не знаю. Возможно, вначале не знал, а потом уже не решался сказать. Коля хотел привезти его на опознание, но не нашел. Дома его нет, телефон не отвечает.
— Сбежал!
Федор молча развел руками.
— А кто ее опознал? Подруга?
— Да. И мне пришлось присутствовать. Ей стало плохо.
— Бедная девочка.
Федор кивнул.
— А где она сейчас? Не надо бы оставлять ее одну.
Федор не ответил. Ему не хотелось рассказывать Савелию, что Полина у него дома и он оставил ее одну, чтобы дать ей успокоиться, поплакать.
Он все время поглядывал на электронные часы над барной стойкой, прикидывая, не пора ли лететь домой. Савелий был так потрясен, что ничего не замечал. Федор ожидал, что вот-вот придет Коля, и тогда он сбежит. Но капитана все не было. Наконец Федор не выдержал и набрал его номер. Астахов долго не отвечал, потом откуда-то издалека раздался родной голос:
— Ну! Ты, как всегда… Давай! Не могу сейчас! Как Полина? Тут такое…
— Зинченко нашелся?
— Пока нет. Но найдется! Я его из-под земли достану!
— Коля, я подумал…
— Опять каркаешь?
— Я уверен, он что-то знает. Или догадывается. Мы с Савелием решили, что знает, надави. И еще… Зинченко опасен убийце, понимаешь?
— Не дурак! У тебя все?
— Все. Если еще не поздно.
— К черту!
…Федор примчался домой, позвонил. Никто не спешил открывать ему. Он снова нажал на кнопку звонка. И снова тишина в ответ. На мгновение ему стало страшно — холодный сквознячок пробежал по позвоночнику, хотя он прекрасно понимал, что страх его нелеп и иррационален. Он достал ключи, не сразу попал в замочную скважину. Распахнул
«Спасибо, Федор. Извини, что не дождалась. Нужно бежать кормить животное. Полина ».
Федор опустился на диван. Животное? Какое животное? Кот! Как же его… Барон! Ну да, кот Барон, который сбросил с балкона мобильный телефон.
Он уже и сам не понимал, почему так испугался. И чего. Он с силой провел по лицу ладонями и подумал, что Полина сбегает, все время сбегает от него.
Он испытывал непонятное чувство тревоги, все время возвращаясь к картинам кладбища — безмятежная тишина, которая теперь казалась зловещей, слепые ангелы, дующие в трубы, призывающие к последнему суду, печальные и осуждающие… Он представлял себе, как убийца, стараясь производить как можно меньше шума, осторожно снял цепь, отворил ворота, и машина, приминая траву, медленно вкатилась туда. За три недели трава поднялась, а дождь смыл следы шин на кирпичной мостовой, если они остались…
Он вытащил девушку из багажника…
А как это произошло? По дороге он мог попросить Алину остановить машину под любым предлогом. Алина знала его, доверяла ему, мы слишком доверчивы… Красный пояс от ее жакета лежал на пассажирском сиденье, он взял его, когда садился, крутил в руках, потом попросил остановиться… купить сигареты, допустим, или бутылку воды — киоски работают допоздна — что угодно!
Улицы пусты. Тусклые фонари… Убийца повернулся к ней и сделал то, что сделал.
Он затащил ее или занес… три недели… дожди… следов практически не осталось… Нет! Сначала убийца огляделся, луч фонарика пробежал по кустам и могильным плитам, увидел склеп. Спешить ему было некуда, нервы у него крепкие… Ткнул ногой в дверцу, она подалась, он заглянул внутрь, поморщился от запаха сырости и тления, вернулся за жертвой… Алина — крупная девушка. Павел Зинченко — здоровый лось, сказал Коля, бычара…
На почерневших мраморных ступеньках осталось украшение со сломанным замочком, белый камешек… сломанный замочек… Почему он решил, что сломанный? Заданность восприятия — раз упал, значит, замочек сломался. Спросить у Коли. А если нет?
И еще… откуда фонарик? Он что, носит его с собой? Или действительно видит в темноте?
…Савелий спросил, почему он не отнес ее в глубь кладбища, а он, Федор, ответил, что прятать «глубоко» не имело смысла — если не будут искать, то все равно, если будут — то найдут везде, глупость сказал, скорее всего. Ляпнул, не подумав. А если подумать… убийца или прячет жертву, или «выставляет» в парке на обозрение, сложив руки на груди, расправив складки на одежде. И ему все равно, когда ее найдут. Сейчас он ее спрятал. Почему? Не был готов к убийству? Действовал спонтанно? Испугался? Пытался убрать ее с глаз долой, а вовсе не прятал?
А если все-таки прятал, то что ему стоило отнести девушку подальше? Ни одной живой души в скорбном месте, до утра далеко… Непонятно.
И он снова унес туфли жертвы…
Звук мобильного телефона показался Федору оглушительным. Полина! Но это была не она…
Глава 11. Дива
Он сразу узнал ее голос. Звонила Майя Корфу.
— Вы забыли меня, — сказала она укоризненно, и Федор почувствовал, что художница улыбается.