Вторая ступень
Шрифт:
– Ты не беспокойся. Я сама тебя раздевала. А твои вещи сегодня перестираю. А пока в моих походишь.
– Нет, нет!
– Майя испуганно запротестовала, - Я сама всё выстираю. Правда!
***
Уже неделю Майя жила у Тани. Первые пару дней она до дрожи боялась Таниного отца. Седой страж порядка прочно ассоциировался с образом матерого волка. Казалось, глянет своими узкими изумрудными глазами и схватит за горло, что и пикнуть не успеешь. Но глядя как Егор Иванович общается с дочерью, как ласкает пузатого щенка, Майя начала привыкать к суровому хозяину дома. И постепенно поняла, что его немногословность идет от боязни самого “матёрого волка” обидеть словом несчастную гостью.
Сама
Нет, он вовсе не страдал излишней благотворительностью. Это Майя поняла, узнав историю Тани. Вся жизнь Егора Ивановича была подчинена чёткому плану, а быт строгому расписанию. Но не даром ещё в далёкой древности люди подметили, что если хочешь рассмешить бога, то нужно рассказать ему о своих планах. В случае же со старым полицейским, можно было говорить лишь о грустной усмешке. Внезапная гибель жены раз и навсегда перечеркнула всё надежды на светлое будущее. Ужасная авария произошла на глазах дочери. Девочка оказалась в глубоком шоке, а через несколько дней не смогла ходить. Отец стоически принял этот удар. Сдаваться было не в его характере. Лишь он сам мог рассказать, чего стоило вырастить дочь и сделать так, чтобы она как можно меньше сознавала свою ущербность. Врачи давали смутные прогнозы и это только удесятеряло силы отца. Таня училась дома, и отец тратил все деньги на домашних учителей. Он с каждым днем ждал, что вот именно сегодня дочка встанет и пойдёт. Этого не происходило. И отец, стиснув зубы, продолжал надеяться и строить планы. Таня росла умной девочкой. Она изо всех сил старалась не разочаровывать отца. Сдача экзаменов на золотую медаль, а потом получение красного диплома вызывали у отца прямо-таки физическое ощущение не просто гордости, а свечение счастья в глазах. И вот диплом получен. Ничего, что работы пока нет. “Всё получится! Вот ещё немного, и дочка пойдет! И всё будет по-человечески!” - отец твердил это как молитву. Но что-то не получалось. Не хотела судьба идти навстречу железному человеку. И постепенно он стал понимать, что в план вкрался неучтенный фактор. Отец интуитивно понимал, что дочке не хватает чего-то теплого, душевного. Того, чего он при самом жгучем желании, дать ей не в силах. Несколько недель прошли в муках над этой мыслью.
Когда же он увидел попавшую в беду бездомную девчушку, то впервые решил положиться на интуицию. Впервые в жизни поступить нелогично и привезти девчушку к себе домой.
***
Шло время, Майя под Таниным руководствам начала проходить школьную программу. В свои тринадцать она могла лишь уверенно читать. Но вот с письмом были уже большие проблемы. Математика же казалась ей чем-то невообразимо сложным. И потому дальше четырёх арифметических действий дело пока не шло. Зато от истории, географии, ботаники бедная девочка была просто без ума. Она была готова бесконечно слушать о совершенно неведомых мирах. И Танины рассказы затягивались на многие часы.
Наступающая зима всё настойчивее давала о себе знать. Вечера прямо-таки дышали изморозью, лужи за ночь затягивала наледь. Выходить из дома желания не было совершенно. В один из таких вечеров Таня решила немного рассказать из курса школьной астрономии. Каково же было её удивление, что Майя не имеет представления о шарообразной форме Земли. Вытаращенные Майкины глаза непроизвольно вызвали приступ совершенно неприличного
– Эх, вы плаксы мои, - и хотя его переполняла нежность, но ничего более душевного он из себя выдавить не мог. Девочки прильнули к нему, ощущая идущее от него тепло, защиту, надёжность... Всё то, что ждёт дитя от родителя. Таня, постоянно боявшаяся показаться слабой, всегда старавшаяся подавить любые происки детской беззащитности, теперь же захотела всем своим существом стать маленькой девочкой - папиной дочкой. Майя же ощутила внезапный приступ возвращения детской памяти, перенёсший её в ранее детство. Вспомнились слова маминой колыбельной...
Пауза затягивалась. И Егор Иванович совершенно не знал, что делать. Спас положение Тяпка (именно так девчонки решили назвать четвероногого друга), который заскулил у входной двери. Утерев рукавом слёзы, Майя кинулась в прихожую.
– Я мигом, выведу его на минутку и назад, - крикнула она, уже натягивая сапоги.
– Так, надо за ней присмотреть, - отец чмокнул Таню в макушку и вышел в коридор.
На улице было уже по зимнему стыло. Фонари во дворе не горели, снег не лёг, и темень была непроглядная. Егор Иванович вышел из подъезда, посветил фонариком. Майя стояла тут же, уже начиная дрожать в своей ветровке. Танин отец накинул ей на плечи свой старый тёплый бушлат.
– Ты не выбегай так. Холодно уже. Застудиться тебе - раз плюнуть.
– Хорошо, - Майкин голос дрожал. И Егор Иванович не смог разобрать - от холода или страха.
– Майя, - он попытался вложить в голос как можно больше мягкости, но получилось тихо и как-то печально, - Ты не должна меня бояться.
– Я не боюсь, - дрожащий голос мог вызвать усмешку. Но не у Егора Ивановича.
– Послушай. Я не собираюсь тебя никуда отдавать. Не собираюсь от тебя избавляться. Ни сейчас, ни потом. Тебе некуда идти. Тебе нужен дом. Чем тебе плох наш?
– он присел на корточки, взял Майкины ладошки в свои руки. И стал отогревать дыханием. И тут девочка осознала, что действительно боится этого человека. И что боится совершенно глупо, необоснованно. Боится по привычке. Боится, наученная страшным жизненным опытом. И ясно увидела в глазах уже стареющего мужчины страх за неё. Это было столь удивительно и непривычно, что в её маленькой голове все мысли бешено забегали, перепутались в тугой клубок, а потом разом пропали. Она страшно захотела провести своей ладошкой по седым волосам. Погладить этого, еще недавно так пугавшего, человека. Погладить так же как он несколько минут назад гладил её.
– Но у меня нет документов...
– Господи ты боже мой! Сделаем мы тебе документы!
– с плеч седого полисмена свалился не просто камень, упала скала!
– Всё будет хорошо! Ты мне веришь? Майя глянула в его глаза, а потом разумом куда-то глубже... Брызнули неконтролируемые слёзы радости. И она кинулась ему на шею. Потоком хлынули слова. В них была и благодарность, и извинения, и обещания, и детские глупости и страхи... И всё они были перепутаны в немыслимый клубок, перемешаны с всхлипами и причитаниями... Она не сознавала, что говорит. Он совершенно не вслушивался. Но два таких разных человека поняли друг друга. И поняли раз и навсегда. Ибо к логике это понимание не имело никакого отношения. Это было понимание душ...
***
В один из редких дней Таня покинула квартиру. Отец отвез её на благотворительный вечер, устраиваемый для искалеченной молодежи. Или как принято говорить в культурном обществе - людей с ограниченными физическими возможностями. Таня всегда избегала подобных мероприятий. Но в этот раз отказаться было невозможно - её пригласила единственная подруга. И хотя с нею они в реальности никогда не встречались, но в сети виделись ежедневно. И вот папа подруги, владелец крупного предприятия, устраивал, конечно не без давления дочери, благотворительный вечер.