Вторая сущность (Повести)

Родионов Станислав Васильевич

Мне было надобно кран в ванной подправить, Марии ножик мясной наточить, передачу поглядеть про элементарные частицы, хотя я и думаю, что этим физикам пора переходить от элементарного к чему-нибудь посложней… Но я все отставил и пошел в его комнату.

Генка вроде бы ждал меня — задумчиво сидел на стуле задом наперед. Парень он высокий, будто и не от меня произошел, хотя произошел от меня. Плечи мои, широкие. Плюс усы по моде, плюс глаза упорные, плюс улыбка неохватная… Ну и, как положено, гитара с магнитофоном, самостоятельно купленные.

Хотел я

тоже сесть задом наперед, но другого стула не было, а на кресло не больно-то сядешь. Да не успел сесть-то.

— Отец, женюсь.

Я покашлял: зря мужчина веселился — кирпич на голову свалился. А Генка усы в меня нацелил, приготовившись к рукопашной.

— На Весте? — спросил я.

— Да.

— Решил без перерешалок?

— Конечно.

— Ну, все?

— Что все?

— Решение твое я выслушал и проглотил. Теперь пойду кран чинить и ножик точить.

— Как же… Ничего и не скажешь?

— Так ведь ты все решил, — удивился я до невероятности.

— По-твоему, надо было с тобой посоветоваться, — улыбнулся Генка довольно-таки подлой и усатой улыбкой.

— Ага.

— Теперь, отец, так не делают…

— У старинушки три сына: старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак.

И пошел я себе к двери, поскольку есть вопросы неуступаемые, как земля под нами. Не о женитьбе мы говорили.

В жизни много вопросительных закавык. Одна из них — младые годы. Лет семнадцать — двадцать, когда человек уже не глуп, но еще и не умен. Не чудеса ли? Самые главные решения, от которых жизнь зависит, мы выносим в этом зеленом возрасте. Спутника себе отыскиваем, попросту говоря, женимся; специальность выбираем по душе и чтобы несменяемую; друзей заводим верных и постоянных… Вот я и говорю, что мудрость-то надо бы природе пустить задом наперед, от молодости к старости — родился умным, а с годами поглупел. Тогда решения стали бы повесомее. Умной молодость должна быть, умной.

— Отец! — Генка встал и как бы мне путь заслонил.

— Ну?

— Ты против Весты?

— Ни грамма.

— Отец, но мне нужен свой опыт.

— И моим не гнушайся. От семейной жизни можно получить большое удовольствие, а можно заиметь один насморк. Послушай-ка байку…

…Турист один, любитель подземных приключений, отыскал пещеру, где мрак да летучие мыши. На веревках его туда спустили при помощи лебедки. День там сидит, второй, третий… Два месяца пробыл в полном одиночестве, в сырости, без солнца и телевизора. Когда его оттуда выволокли и поинтересовались, как он закатил такой подземный рекорд, турист ответил прямо: «Если б не поругался с женой, век бы столько не высидел». Ну?

— Отец, мы любим друг друга.

— А-а, тогда давай говорить по делу. Где жить будете?

— В этой комнате.

— На что жить?

— На зарплату, отец.

— Матери будешь отдавать?

— Если она готовить согласится…

— Она согласится, Гена. Еще что?

— А что еще? Все.

— Я-то думал, ты и правда женишься, а ты шуточку подпустил.

И я вылез из мягкого кресла,

как из гнезда, и пошел себе точить нож, поскольку разговор закончился. Генка, мой характер, взглядом меня сечет и как бы им в дверь не пускает.

— Какая шутка, отец! Женюсь я!

— Да где же? Ты как приносил зарплату, так и будешь приносить. Как жил в этой комнате, так и будешь жить. Как мать стряпала, так и будет стряпать. Чего изменится-то?

— Но я же Весту приведу.

— Так и мычи: хочу, мол, отец, девочку привести для приятной параллельности.

— Для какой параллельности?

— Лежишь ты на этом диване, и она рядом лежит, параллельно тебе.

— Да все так женятся!

— Тоже, видать, для параллельности.

— А по-твоему как?

— У моей лошадки были две загадки — одна про овес, вторая про сена воз. Жениться, Гена, это стать мужиком. Коллектив выстроить из себя, жены и последующих детей. Материально снабжать этот коллектив. Заботиться о супруге. Воспитывать ребятишек. Имущества скопить…

— Мещанство, — фыркнул Генка сквозь усы.

— Семья-то?

— Имущество копить.

— А как сказки русские кончаются? «Стали жить-поживать да добра наживать». Но главное, мужицкая задача, Гена, чтобы все стали счастливее, и ты в том числе, как глава семьи.

Генка опять задумался. Оно и хорошо, на думающего человека приятно глядеть. Откровенно говоря, мне это «Стали жить-поживать да добра наживать» тоже по разуму скребет. А почему бы не так: «Стали жить-поживать да ума наживать»?

— Ты на что-то намекаешь, отец…

— Ага.

— А на что?

— Подумай, пока я ножик точу…

Мария сидела в кухне, понурившись над куском говядины. Знала она мои слова — не первый сын женится. Ее как бы разрывало надвое: и я прав, и Генку жалко. Но терпела, и правильно делала.

Все хорошее, говорят, от матерей. А плохое? От отцов, что ли? Все от родителей — и хорошее, и плохое. Но мать матери рознь. Хорошая мать воспитывает, а плохая ублажает. Признаться, сперва я боялся за Марию. Девок нет, одни парни — как, думаю, начнет состоять при них прислугой. Знавал я таких — за бутылкой для сынка бегали. Но Мария свою роль продумала крепко: ребята полы терли, посуду мыли, картошку таскали, пододеяльники отжимали, уж не говоря про всякие ремонты. Тут расклад такой… Мать, которая приучает сына помогать себе, слабой женщине, воспитывает мужчину; мать, которая парня обслуживает, растит не мужа и не отца, а залетного самца.

Все это я думал, затачивая кухонный нож. И молчал, потому что Мария молчала. Само собой, я заговорил бы насчет состоявшейся беседы, да не успел — сперва в кухню дунул ветер, потом гул пошел, потом пол дрогнул… Но влетел не змей-горыныч, а Генка — здоровый он у меня малый, какой-то диковинной борьбой занимается японской.

— Отец, ты хочешь, чтобы мы поселились отдельно?

— Ага.

— Но у Весты площади нет.

— Зачем же у Весты…

— Тогда будем меняться.

— Нет, не будем. Нам с матерью и тут солнышко греет.